Застигнутый врасплох, Абасин промолчал.
— Мать очень неохотно говорила со мной об отце, да и то лишь об отношении Петра Павловича к ней, об его внезапном отъезде на восток. Меня сейчас интересует не только это… Может быть, вы помните, на каком счету он был как инженер?
— Дела давно минувших дней, — вздохнул Максим Максимилианович. — Ведь сколько лет прошло, Павел Петрович, и каких лет! Знаю только, что геолог он был прекрасный. В чем это проявлялось — честное слово, не могу сказать. В Новокаменске его можно было видеть редко — он почти все время на шахтах проводил, свои геологические теории проверял. Над ним служащие «Нью альмарин компани» посмеивались, говорили, что он ищет клад Максимушки Простодушного, ставили ему в вину, что он связался с хитой, с черным народом, что в этом его черная, крестьянская кость сказалась. Хиту он знал отлично, и хита его уважала. На этой почве он и сошелся с вашим дедом, Александром Ипполитовичем. Сначала Петр Павлович открыл вашему деду дорогу в хиту, дал ему как бы охранную грамоту для поездок за хитными песнями, сказками и прочим фольклором, а потом Александр Ипполитович, к несчастью моего брата Семена, ввел Петра Павловича в свой дом… Вот…
Не этого ждал Павел, но все же воспоминания Максима Максимилиановича он слушал не шелохнувшись.
— Появление моего отца в доме Александра Ипполитовича стало несчастьем для вашего брата, отца Валентины? — переспросил он задумавшегося Максима Максимилиановича.
— Мария Александровна вам не рассказывала? — смутился Абасин. — Понятно, вполне естественно… Для Марии Александровны это тяжелое воспоминание. Ну что ж, вылетело слово, не поймаешь. Мария Александровна была нареченной моего брата Семена, служащего «Нью альмарин компани». А тут появился Петр Павлович: сила, богатырь вроде вас, красавец, ум ясный, речь такая, что заслушаешься, рука железная, слово алмазное. Ваш дедушка его однажды горным рыцарем назвал, и правильно. Рыцарь без страха и упрека! Ну, Мария Александровна и отказала Семену, против воли отца, почти убегом вышла за Петра Павловича. Тяжелый это был удар для Семена — такой удар, что он родные места бросил, в Нижний Тагил уехал… Там он впоследствии и женился, там у него Валюшка родилась, там он и умер… Да! Дела давно минувших дней…
В комнате уже стемнело. Сняв с подставки громадный кристалл уралита, Павел рассматривал желтовато-зеленый минерал, точно хотел проникнуть в его сердцевину.
— Вы меня об инженере Расковалове спросили, а я в семейные воспоминания пустился, — закончил Максим Максимилианович. — Но… чем богат, тем и рад, и что у кого болит…
— И за это большое спасибо. Навряд ли я узнаю больше об отце. Но вот третье соображение, заставляющее меня интересоваться Клятой шахтой. Мама говорила, что отец искал «альмариновый узел» Урала. Вы мне сказали сегодня, что он в последнее время особенно интересовался южным полигоном Новокаменска. Почему? Вероятно, и вся-то геологическая теория Петра Павловича в данном случае заключалась в том, что «альмариновый узел» мог завязаться там, где земля была особенно богата уралитом, что наряду вот с такими кристаллами, как дар Петюши, наряду с этими незавершенными, бледными набросками альмарина природа где-то в тех местах заложила великий клад подлинных альмаринов. Мой отец искал дивный зелен камень, бесконечно красивый, но технически бесполезный. Я иду на Клятую шахту поднимать для нашей страны руду волшебного металла уралита, который нам так необходим. Я продолжу дело отца, но в интересах народа, государства.
— Трудно вам придется на Клятой шахте, дорогой…
— Трудностей я не боюсь…
— В добрый час… А об «альмариновом узле» я тоже слышал. Но этой фантазии никто не верил. Говорили даже, что на вечеринке у управляющего Петр Павлович не то дал, не то хотел дать пощечину мистеру Прайсу, когда тот стал высмеивать фантазии «русского безграмотного инженера».
— Не в первый раз я встречаю имя Прайса рядом с именем моего отца. Кто такой он был, откуда взялся?
— Неясный человек, а вообще дрянь. Он в Новокаменск приехал из-за границы. Американец британских кровей, авантюрист… В Новокаменске у жены управляющего воспитывался его сын Роберт. Преотчаянный был юнец, хулиган, волчонок. Его хитники за какую-то проделку так угостили, что подбородок изуродовали. Здесь Прайс задержался по своим делам, возился со скупщиками хищеного камня и золота, наживался и считал себя «просвещенным колонизатором дикой России». Препротивный был тип: жадный, наглый, тупой.
— Но мама говорит, что он был хорошо знаком с отцом, потом они очутились вместе в Сибири. Как увязать это с пощечиной?
— Ничего не могу сказать…
Отклонив предложение поужинать, Павел поднялся прощаться. Они с Абасиным вышли на улицу, сплошь заросшую низкой курчавой травой, и остановились на углу квартала.
— Здесь расстанемся, — сказал Максим Максимилианович. — Я в больничку пойду, а вы мое холостяцкое жилье узнали… и прошу вас почаще захаживать.
Сделав несколько шагов, Павел обернулся, окликнул Максима Максимилиановича:
— Простите, забыл спросить: вам не приходилось слышать о коллекции альмаринов моего отца?
Остановился и Абасин, рассмеялся:
— Простите и вы меня, Павел Петрович… Совсем забыл сказать, что наш горный рыцарь всегда сидел без денег. Одно дело, что русский инженер получал в «Нью альмарин компани» втрое меньше, чем самый бездарный инженеришка из заграничных; второе то, что он за свой счет вел некоторые опытнее разработки, а главное — не мог оставить нуждающегося без помощи. А хита всегда была нищей… Альмарины ваш отец любил и при случае приобретал, но насчет коллекции я ничего не слышал. Легко сказать — коллекция альмаринов, не копеечное дело! — Он шутливо закончил: — Больше вопросов не имеется?
— Нет, спасибо, Максим Максимилианович. За любопытство не браните!
— Что вы! Рад служить…
Переваливаясь с ноги на ногу, Абасин направился к белому зданию больницы, в окнах которой уже зажигались огни.
В дом приезжих Павел шел, чтобы немного отдохнуть после большого дня, первого его дня в Новокаменске, и привести в порядок мысли, нахлынувшие на него при разговоре с Абасиным. В комнате, которую он занимал со своим новым знакомым, горел свет. Его сожитель, Никита Федорович Самотесов, по-видимому, только что вернулся домой. Устроившись на стуле посредине комнаты, он снимал с больной ноги сапог, морщась и посвистывая сквозь зубы. Против него на диванчике, наклонившись вперед и упершись руками в колени, сидел человек, незнакомый Павлу.
