Я сказала Ин Суль:
— Мне известно: японцы запрещали вам петь ваши корейские песни.
— За корейские песни — штрафовали, — ответила она очень серьезно.
— Но вы их не забыли? — поощрительно улыбаясь, спросила я.
Она рассмеялась.
— Песни нельзя забыть, как нельзя забыть родную мать. Я люблю петь, только стесняюсь вас. Мне нравится песня «Ульсан тхарён». Я знаю много песен.
— Мы тоже любим петь. Договоримся обучать друг друга песням: ты нас — корейским, мы тебя — русским.
Ли Ин Суль с радостью согласилась и сразу же запела тоненьким голоском печальную песню о девушке, которая, разочаровавшись в любви и в людях, бросилась со скалы в водопад Девяти Драконов.
— Мы скоро увидим этот водопад, — пообещала она.
Мы стремительно втягивались в солнечную трубу, в которой гудел солнечный ветер.
К Алмазным горам заезжали со стороны городка Кымчана, взобрались на перевал Ончжонрен. Остался позади пещерный храм Подоккур. Вырос и исчез красочный ансамбль буддийских храмов Пхёхунса.
Неожиданно Пак резко затормозил — мы едва не вывалились из машины. Приехали… Пак выпрыгнул из машины и уселся на корточках — обычная поза отдыха для корейца. Ли Ин Суль повела нас по узкой тропе, извивающейся между высоких лиловых столбчатых скал. Приходилось пробираться сквозь заросли деревьев, увитых плющом и лианами. Далеко внизу голубели озерца.
Горные пики обступали нас со всех сторон. Завернув за выступ причудливой скалы, мы застыли на месте. В ярких лучах солнца вершины сверкали так, будто в самом деле были усеяны алмазами. Нам показалось, будто острые пики гор висят в воздухе.
— Скалы Манмульсан! — сказала Ли Ин Суль.
Совсем рядом низвергался с высоты водопад, брызги долетали до нас. В туманном ущелье я разглядела тоненький веревочный мост.
Алмазные горы… Вершина Чхонсондэ — значит «Фея»… Может быть, этот водный поток и есть водопад Девяти Драконов?
Мы стояли как зачарованные и слушали мелодию Алмазных гор — звон и гул десяти тысяч каскадов… Разорвалась проза жизни. Сергей Владимирович, глядя на меня, прочитал:
О капитан! мой капитан!
Сквозь бурю мы прошли.
Изведан каждый ураган,
и клад мы обрели…
Но, как оказалось, вез бури были впереди. В горы Мёхянсан, где нежно позванивают колокольчики по углам тридцатиярусной пагоды возле храма Похен, мы с Аверьяновым так и не попали. Не успели.
…В мире творились дела, о которых мы узнали намного позже.
Генерал Макартур, при поддержке президента США Трумэна, решил развязать войну в Корее, захватить ее полностью и двинуть американские войска на недавно образовавшуюся Китайскую Народную Республику.
Готовиться к войне, как стало известно потом, он начал еще в сорок восьмом, в то самое время, когда Токийский процесс подходил к концу: 3 декабря 1948 года находящийся в Вашингтоне советник марионеточного президента Южной Кореи Ли Сын Мана, некто Юн Бион Гу, согласовал с Белым домом вопрос о нападении на Северную Корею. Советник писал Ли Сын Ману:
«Чтобы довести ожидаемую войну до победного конца, силы обороны, как-то: армии Америки, Японии, Китая и Кореи, должны координироваться и возглавляться верховным командующим (американским) с тройной целью: японцы прорываются через северо-восток и проходят Владивосток; корейская и американская армии после освобождения нашей территории маршируют через Ляодунский полуостров и вплоть до Харбина; а вновь оживленная китайская национальная армия должна отвоевать свою потерянную территорию, включая провинцию Шаньдун».
Мир пока ни о чем не подозревал.
В названном письме речь шла даже о разделе территории. Для себя американцы оставляли Маньчжурию.
«Японию следует заставить удовлетвориться преобладающим влиянием над Владивостоком и той частью Сибири, которую ей предстоит приобрести».
Американское посольство в Сеуле получило копию секретного доклада осведомительной службы госдепартамента, где выражалась надежда «возместить успехом в Корее… неудачи в других частях Азии».
Для ускоренного обучения южнокорейских войск генерал Макартур создал группу американских военных советников в составе пятисот человек. Возглавил группу бригадный генерал Робертс.
Ставка генерала Макартура находилась на острове Уэйк, в центральной части Тихого океана, на полпути от Гавайских островов и Японии. Отсюда, с крошечного кораллового атолла, Макартур управлял дальневосточной политикой Штатов, здесь вынашивал планы третьей мировой войны — атомной… Он плел и плел свою страшную паутину. Был убежден: если удастся захватить Северную Корею и реставрировать там капитализм, то доктрину «возмездия» можно будет применить и в отношении других социалистических стран. Главное — начать. А потом война в Корее сама перерастет в конфликт важнейшего международного значения…
Штаб Народной армии размещался на холме в трехэтажном сером здании европейского стиля, с ионическими колоннами, с массивными дверями. С холма просматривалась восточная часть города с кладбищем, где были похоронены советские солдаты, погибшие в августе сорок пятого. Возможно, при японцах в этом здании находился штаб какого-нибудь армейского соединения — здесь витал казенный дух, к которому так привержены были японские генералы: желтые коридоры, яично-желтые комнатенки, крупные черные иероглифы на лестничных площадках. У каждого советника имелась своя комнатенка с телефоном, с небольшим столом и пятью стульями. Зато подвал оказался просторным, он служил бомбоубежищем.
Да, уюта здесь было маловато. Но я приносила охапки пионов, ставила их в широкую керамическую вазу, и наш кабинетик становился приветливым, о войне как-то не хотелось думать: такая безмятежная, сияющая тишина была разлита вокруг!..
Но война подступила к нам вплотную.
Президент Трумэн из дома «Бреа Хаус» приказал Макартуру послать на корейскую территорию американские наземные войска, ввести полную морскую блокаду всей Кореи, усилить бомбардировки территории Северной Кореи. В США был объявлен набор в армию, численность американских вооруженных сил очень скоро возросла с полутора миллионов солдат до трех миллионов! Никогда еще Штаты не имели такой армии. Первая тысяча американских солдат высадилась в южной части Корейского полуострова. Президенту и Макартуру казалось: с Северной Кореей будет покончено в ближайшие два-три дня.
Приказ Макартура Ли Сын Ману был категоричным:
