собрались вокруг распростертой Шийи.
Кефра’кай обменялись криками и свистом, и племя углубилось в лес. Райф поморщился, слушая грохот колес повозки. Он знал, что у боевых кораблей чуткие уши. Оставалось надеяться лишь на то, что взрывы бомб оглушили тех, кто находился на борту.
Казалось, боги услышали его мысли: новые взрывы прогремели к югу, там, куда направлялись беглецы. Судя по отрывистому ритму, теперь это были уже не бомбы.
Пратик окинул взглядом неподвижную Шийю.
– Канонада.
На лице чааена отобразилась тревога.
«Неужели эта стрельба возвещает о присутствии впереди другого боевого корабля?»
Беглецы двигались через лес, оставаясь поблизости от зеленой глади озера Эйтур. Они направлялись в единственное место, где можно было хоть как-то укрыться – в Торжище.
Но, если второй боевой корабль уже там, надежд на спасение не останется.
– Нам нужно углубиться в лес! – окликнул старуху Райф, указывая на восток.
Не обращая на него внимания, та поднесла ладони к лицу Шийи.
– Если корабль выследил Шийю здесь, он выследит ее и в самой глухой чаще, – возразил Пратик. – Единственная наша надежда – добраться до Торжища и спрятать ее где-нибудь в безопасном месте. А если поспешим, возможно, враги не поймут, куда мы бежали.
Райф с сомнением поднял взгляд на небо. Огромный боевой корабль по-прежнему зловеще маячил невдалеке. Казалось, он сместился ближе к Эйтуру, вероятно, готовясь высадить на землю поисковый отряд. Пройдет совсем немного времени, и погоня возобновится, теперь уже по воздуху и по земле.
Райф посмотрел на Шийю.
«А как быть с ней?»
Он вынужден был признать, что Пратик прав. Очевидно, у тех, кто находился на борту боевого корабля, были средства отслеживать местонахождение бронзового изваяния, точно так же как и Шан вывела поисковый отряд прямо к распростертому телу Шийи.
Райф оглянулся на старуху. Та откинулась назад, словно отчаявшись оживить Шийю. Но вот Шан подняла руку. Четыре туземки, находившиеся в повозке, сделали точно так же. Старуха затянула песнь, и остальные женщины подхватили ее пение. Это была мелодия без слов, трогательная, нежная, исходящая из гортаней и оформленная губами в нечто еще более величественное.
Слушая это пение, Райф снова услышал колыбельную, которую давным-давно пела ему мать, словно разбуженную голосами туземок. Все кефра’кай протянули руки к бронзовому изваянию. И там, где ладони прикасались к Шийи, темная бронза озарилась более светлыми оттенками меди и золота. Магика разлилась по всему изваянию, скапливаясь в груди.
Женщины словно принесли своим прикосновением яркий солнечный свет, однако Райф понимал, что дело было не столько в их руках, сколько в пении. Сильные голоса туземок проникли сквозь бронзовую кожу, разжигая остывшие горнила, согревая изваяние, возвращая его к жизни.
Тонкие, сильные пальцы Шан схватили Райфа за запястье и привлекли его руку к сгустку бурлящей энергии в груди Шийи. Старуха опустила его ладонь на бронзовую грудь, словно приглашая его ощутить сердцебиение, которого, как он знал, там не было.
В тот момент когда ладонь Райфа прикоснулась к бронзе, голоса женщин стали громче, и он услышал их не только ушами, но и сердцем. Там же звучала и колыбельная, которую ему пела мать, возвышаясь и затихая, обретая дом в величественной мелодии. Затем появилось что-то новое. Это была золотистая нить согревшейся бронзы, проходящая через все, объединяя вместе. Но эта нить хранила в себе старую колыбельную, забытую и воскрешенную вновь. Вот только теперь она существовала как внутри Райфа, так и вне его. Она ярко сияла, позволяя ему проникнуть в Шийю и вернуться в свое собственное сердце.
Райф вспомнил свое недоумение тем, почему с самого начала ощущал эту загадочную связь с бронзовой женщиной. Еще в Наковальне он задавался вопросом, не привязала ли та его к себе чем-то вроде безмолвной обуздывающей песни. И вот теперь Райф понимал, что был прав – и в то же время ошибался. Их с бронзовым изваянием связывала не песнь приказа и подчинения. Это была мелодия, порожденная его собственным одиночеством и отчаянием, а также чувствами вырванной из привычного окружения Шийи. Они нуждались друг в друге и нашли друг друга. Это была не обуздывающая песнь, а песня товарищества, дружбы, двух объединившхся душ.
Теплые пальцы нашли его ладонь и еще крепче прижали ее к бронзовой груди.
Полностью поглощенный пением, Райф не сразу сообразил, что это была не рука Шан.
Он посмотрел на обхватившие его руку бронзовые пальцы.
– Шийя…
Повернувшись, он увидел, что остекленевшие глаза смотрят на него. Они все еще оставались холодными, но в них уже присутствовала искорка тепла.
– Я с тобой… – прошептал Райф.
Песнь туземок продолжала звучать, но он понял, что женщины не стремятся оживить Шийю еще больше. Вероятно, в их пении не было огненной силы Отца Сверху. Его хватило лишь на то, чтобы хоть как-то расшевелить ее, поддержать, пусть совсем ненадолго.
Окрепший хор голосов имел другую цель. В нем постепенно растворились яркие нити, порожденные величественным пением.
Вскоре Райф уже не различал эти золотистые нити. Он понял, что своим пением женщины стремились обмануть не его взор. Повозка выехала из тени огромного боевого корабля, вернувшись в залитый солнцем туман. Прищурившись, Райф посмотрел вверх на черную луну, зависшую над зелеными водами Эйтура.
Он всё понял.
«Ослепнуть должны вот эти глаза».
* * *
Стоя на берегу Эйтура, Врит потряс шар, полученный от Скеррена, затем снова поднес его к лицу. Исповедник всмотрелся в беспорядочные колебания магнитных полосок, дожидаясь, когда они успокоятся, укажут, куда двигаться. Но полоски по-прежнему дрожали и крутились, и некоторые из них даже показывали в противоположные стороны. Исповедник снова покрутил шар, затем сам покружился на месте.
По-прежнему ничего.
Браск наблюдал за ним с трапа, спущенного с нависшей над землей громады «Пивлла». Алое лицо командира корабля потемнело. Исповедник приказал ему подойти к берегу озера и спустить трап. Три следопыта с филасозаврами на цепи уже отправились на поиски, прочесывая лес. Но основной поисковый отряд, состоящий из дюжины конных рыцарей во главе с заместителем Браска, его родным братом Рансином, также вирлианцем, ожидал приказаний Врита.
– Больше у вас нет никаких указаний? – теряя терпение, спросил Браск. – Я не могу отправить своего брата в лес вслепую.
Исповедник опустил хрустальный шар, готовый признать поражение. «Быть может, нужно подняться в воздух, чтобы снова уловить эти невидимые ветры. Возможно, здесь, в лесу, какое-то естественное излучение скрывает местонахождение артефакта».
Врит повернулся к Браску, собираясь оставить поиски на земле трем следопытам с филасозаврами. Он опасался, что, до тех пор пока ему не удастся восстановить контакт, он будет лишь впустую растрачивать силы, вызывая растущее раздражение командира «Пивлла». Однако прежде чем Исповедник успел признаться в этом, какой-то шум привлек его внимание к опушке леса.
Появился один из следопытов. Он запыхался; по-видимому, ему пришлось бежать, оставив филасозавра своим товарищам.
– Мы… мы нашли какой-то лагерь. Трава вытоптана большим количеством ног и копыт, укатана колесами
