у него в груди тогда, когда он бродил по усадьбе от постройки к постройке, любуясь тем, что видели его глаза. Его сердце радовалось в те минуты, едва ли не также само, как в те времена, когда он любовался природой, следуя из одного города в другой несколько недель назад. И теперь старик сидел напротив Николаса и ломал голову над тем, что заставляло его испытывать столь похожие чувства в таких разных, на первый взгляд, ситуациях. Вспомнив еще раз виды полей и лесов, через которые он проходил и усадьбу Котляревского, цветущую и зеленеющую посреди каменных джунглей, старик понял в чем дело. В усадьбе Котляревского он видел не часть привычного для него современного мира, мира большей частью искусственного и утратившего связь с природой, а самую что ни на есть составную частицу природы, видел иной мир, мир живой и неотделимый от природы.
— Так вот в чем дело, — пробормотал старик. — Покидая села и перебираясь в города в поисках лучшей жизни, люди удаляются от матушки-природы, тем самым обрекая свое сердце на муки.
— Это вы о чем, учитель? — спросил Николас, ковыряясь вилкой в горшочке, в котором находилось жаркое с грибами.
Старик вздрогнул, услышав голос Николаса, и вернулся в настоящее.
— А вот подумываю о том, что люди зря покидают села и поселяются в городах.
— Почему же? — Николас отправил в рот очередную картошину.
— Из-за этого они отдаляются от матушки-природы. Когда мы были в усадьбе Котляревского, я чувствовал себя так, словно вернулся домой после долгих скитаний. Возможно, это связано с тем, что я родом из села, но знаешь, мой друг, не думаю, что все дело в этом. Скорее всего, мои чувства были связаны с тем, что я ощущал себя, когда ходил по усадьбе, частицей матушки-природы. Здесь же, — старик развел руками, — я ощущаю себя, словно запертым в клетку. Живя в селе, человек каждый день проводит бок о бок с матушкой-природой, наслаждается видом полей, рек и лесов, ощущает неразрывную связь с матушкой-природой, а живя в городе, в тесноте его улиц, среди уродливых многоэтажек и асфальтированных дорог, он мучается, потому что связь с матушкой-природой разорвана, дитя разлучено с матерью, вокруг каменные джунгли, и человек живет в этих джунглях, как в клетке, может даже эта клетка и золотая, но все же от этого она не перестает быть клеткой. А для человеческого сердца очень важно чувствовать связь с природой. Для разума эта связь неважна, как и сама природа в целом, но вот для сердца…, - старик взял в руки заварной чайничек и наполнил чаем чашку. Запах мяты, липы и еще много чего ударил старику в нос, заставив того сначала поморщиться, а затем довольно улыбнуться.
— Значит, нам всем стоит перебраться в села, учитель? — спросил Николас, запуская вилку в тарелку с винегретом.
— Для современного человека так было бы лучше, — кивнул старик, поглаживая бороду. — Только вот людей в современном мире столько, что для того, чтобы их поселить всех в селах, придется вырубать леса, чтобы освободить место под села. А это не лучшее решение. Разрушить природу все равно что убить родную мать или разрушить дом, в котором живешь. Нет, пусть лучше человек и дальше мучается в каменных джунглях, чем от него будет страдать матушка-природа. Она итак, кроме зла, от него ничего больше не знает. Но даже, если человек решиться вернуться в село, сделают это единицы. Большинство людей, живущих разумом, откажутся от этого, так как разум ищет удовольствий. В селе их мало, а вот в городе их более чем достаточно.
— А знаете, учитель, я знаю многих богатых людей, которые в город только на работу ездят, а сами живут за городом в частном доме. Причем эти мои знакомые не только из Украины, многие из них живут в Западной Европе.
— О чем я и говорю, — сказал старик. — Богатые люди понимают, что близость к природе может вернуть их душе спокойствие, остальные этого не понимают, поэтому и мучаются.
— Я тоже всегда хотел иметь дом за городом, — сказал Николас, посмотрев на старика. — Всегда хотел жить вдали от городского шума, грязного воздуха и огромного скопления людей. В будущем обязательно куплю дом за городом. Когда женюсь, наверное. Самому можно и помучиться, — кривая усмешка появилась на лице Николаса. — Намного приятнее просыпаться и видеть живую красоту полей и лесов, чем мертвые и уродливые многоэтажки.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — улыбнулся старик. — Очень хорошо.
— Благодаря вам, учитель, я теперь на многое смотрю иначе. Видите, — Николас ткнул пальцем в горшочек с остатками картошки и грибов, — вместо картошки с мясом я ем картошку с грибами, — Николас рассмеялся и засунул в рот вилку с нахромленной на нее ножкой от шампиньона. Ваше сердце, надеюсь, довольно.
— Вижу, мой друг, — улыбка на губах старика стала шире. — Но не думай о моем сердце, думай о своем. Если будет довольным твое сердце, будет довольно и мое.
— Мое сердце довольно, учитель, — сказал Николас, посмотрев старику прямо в глаза.
— Значит довольно и мое, — сказал старик, глядя в глаза Николаса и улыбаясь.
Следующие несколько дней старик провел не выходя из квартиры, мучаясь от боли, тошноты и рвоты. Он чувствовал, что с каждым новым днем ему становится хуже. Не раз в глазах его темнело, а тело покрывалось потом. Светлана и Николас хотели вызвать скорую, но старик противился. Он знал, что скорая ему не поможет, поэтому мужественно терпел мучения, надеясь на то, что старуха с косой не ждет его за ближайшим углом, что она еще далеко и только пугает его время от времени.
Когда становилось лучше, старик садился за книгу или проводил время в размышлениях. Думал он о своем прошлом, о настоящем и даже о будущем, которого с каждым новым днем у него становилось все меньше. Часто раздумывал старик над тем, что будет, когда он умрет. Что оставит миру, когда старуха с косой подберется достаточно близко, чтобы пустить вход свое смертоносное оружие? Будет ли о нем хоть изредка вспоминать кто-то не из членов семьи? На эти вопросы старик ответа не знал, но хотел бы знать. К сожалению или к счастью, но ему было не дано знать будущее, особенно то, которое приходит в этот мир, когда тебя уже в нем нет. Поэтому старику ничего не оставалось, как на время
