Роялисты были совершенно сбиты с толку непонятными действиями протестантов.
Маршал Праслен несколько дней тому назад был ранен, и теперь за него всем распоряжался Бассомпьер, измученный, едва стоявший на ногах от усталости. Он велел построить баррикады на перекрестках всех дорог, которые ему нужно было стеречь. Солдаты засели за баррикадами, тянувшимися вдоль большой дороги, пересекавшей долину Рамье, между Пикеко и Монтобаном.
Праслен настоял, чтобы Бассомпьер лег отдохнуть на несколько часов. Едва успел он заснуть, как его разбудили сказать, что в Монтобан к протестантам идет подкрепление.
Сна как не бывало. Бассомпьер вскочил и отправился к большой дороге, о которой мы говорили, захватив отряд в двести человек; к нему присоединился еще полковник Гес-сей с двумястами пятьюдесятью швейцарцами.
Оставшись с Пьемонтским полком для защиты дороги, Бассомпьер велел жандармам выступить на тысячу шагов в поле и, узнав о приближении протестантов, послал двести пятьдесят швейцарцев на помощь двум ротам нормандского полка, сидевшим в засаде. Вслед за тем послышались выстрелы протестантов; роялисты отвечали тем же. Отряд графа дю Люка бросился на баррикаду, но не мог взять ее; Бассомпьер приказал бить в барабаны и продолжать продвижение вправо, а швейцарцам — в то же время без шума идти влево.
Капитана Ватана заставил насторожить уши этот барабанный бой посреди ночи.
— Бассомпьер нас атакует, — сказал он Оливье, — это его уловка; но я с этими штуками знаком.
— Что делать? — спросил граф.
— Идите за барабанами; они, наверное, одни там, а швейцарцы стараются обойти нас.
Это подтвердил прибежавший Клер-де-Люнь.
— Через десять минут мы очутимся между двух огней! — воскликнул он.
Протестанты успели свернуть и спаслись. Граф передал команду капитану и поспешил предупредить де Бофора о расставленной западне. Но он опоздал. Отряды де Бофора уже двинулись.
Граф хотел остаться с ним, но де Бофор не позволил.
— Теперь каждый за себя, — возразил он. — Постарайтесь со своими отрядами войти в город, а я наделаю в это время порядком хлопот роялистам, чтобы они не мешали вам.
Жаль было Оливье бросить его в такой опасности, но делать было нечего.
Пожав ему руку, он уехал.
Между тем солдаты де Бофора шли с криком: «Да здравствует король!» Роялисты, думая, что это их собственные отряды, не мешали им подходить. Все шло хорошо, как вдруг Клод Обрио, проскользнув к проводнику, шепнул:
— Пора!
Сунул ему кошелек с золотом и скрылся.
— Да здравствует де Роган! — вскричал Лабрюйер.
— Стреляй! Это неприятель! — скомандовал Бассомпьер. Началась резня. Первым был убит Лабрюйер. Четыреста
человек легли на месте. Израненные де Бофор и де Пенавер должны были сдаться.
Но в то же время семьсот человек графа дю Люка вошли в Монтобан с огромным обозом провианта и боевых припасов.
Таким образом город был все-таки подкреплен во всех отношениях, и задача коннетабля сделалась еще труднее.
ГЛАВА XIX. Где Клод Обрио доказывает, что он тонкий дипломат
Посреди всей этой вражды и грохота битв два существа оставались спокойны и равнодушны ко всему, происходившему вокруг них. Гастон де Л еран и Бланш де Кастельно любили друг друга и жили только своей любовью. Де Л еран делал свое дело на поле битвы, не щадя себя. Он действовал совершенно машинально; душа его была в другом месте.
Молодой человек воспользовался случаем представиться графине дю Люк и признался в любви к Бланш. Жанна сказала герцогине, и, так как де Леран был во всех отношениях прекрасной партией, мадам де Роган не стала мешать влюбленным, напротив, даже помогала им…
Однако же, так как время не соответствовало сердечным делам, она сочла, что лучше будет оставить в тайне свидания Бланш и Гастона, и вот как это устроили: де Леран каждый вечер приходил к графине дю Люк; через минуту после него приходила и Бланш — одна или с герцогиней, проходя секретными коридорами, соединявшими обе квартиры.
Жители Монтобана встретили графа дю Люка, как настоящего победителя, и до самой думы шли за ним, осыпая громкими приветствиями его и его солдат.
По приглашению герцога Делафорса и графа д'Орваля Оливье вошел в думу, где его ждали Дюпюи, первый консул, и самые значительные жители Монтобана. Он дал подробный отчет об экспедиции и в заключение прибавил, что вся честь удачи принадлежит не ему, а капитану Ватану, его адъютанту, что он только следовал его советам.
Такая скромность еще больше возбудила общий восторг.
Дю Люк благодарил. Все, однако, решили, что ему недолго придется остаться у них гостем, так как роялисты уже наверняка больше не покажутся.
— А чтобы показать им, как они ошиблись в расчетах, — сказал Дюпюи, — я велю иллюминовать город; это их просто с ума сведет.
Они разошлись. Делафорс отвел флигель своего особняка графу и его свите. Случай устроил так, что этот особняк был как раз против особняка де Рогана. Оливье, конечно, и не подозревал этого.
Войдя к себе, капитан Ватан и граф нашли готовую закуску, и авантюрист прямо обратился к ней. Они выпили.
— А где же Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе? — спросил Оливье.
— Я послал их спать; им необходимо выспаться. А вы хотите спать, Оливье?
— Нисколько.
— Так займемся прелестными дамами-бутылками.
— Вы, верно, что-нибудь хотите сказать мне, капитан?
— Как всегда, граф, а сегодня особенно. Мы ведь здесь в незнакомом месте, где нам придется, может быть, прожить некоторое время, так не худо бы узнать, что за люди нас окружают.
— Да к чему?
— Значит, мы с вами не сходимся в мнении. А вот кстати, вы спрашивали меня о Клер-де-Люне и Дубль-Эпе, а где же ваш паж?
— Да, да! Бедное дитя! Я не видал его с той самой минуты, как нас атаковали роялисты. Только бы его не убили!
— Его-то? — насмешливо переспросил капитан. — Не беспокойтесь! Это чистая саламандра: огонь его не берет; не бойтесь, его не убили!
— Так вы знаете, где он, капитан?
— Я? Может быть. Будьте уверены только, что господин Клод Обрио не даст себя убить, когда имеет в виду кое-что повыгоднее. Вот увидите, он скоро явится к вам свежим и розовым…
— Что это с вами, капитан? — произнес дю Люк, пристально посмотрев на него. — Вы, кажется, подозреваете бедного мальчика.
— Э, милый Оливье, самое лучшее никому на свете не доверять! Вот поживете подольше — увидите. А теперь пойдемте спать, и у вас, да и у меня глаза слипаются.
Они разошлись.
Но капитан пошел не к себе в спальню, а в одну из самых отдаленных комнат, где Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе сидели за бутылкой вина.
