Сорокин стоял с минуту неподвижно, с лица сползла стандартная, готовая улыбка. Злобно посмотрел на дверь, помолчал и затем беспомощно прошептал в серые доски:
— Своло-о-очь…
* * *
Покинув квартиру Сорокина на 9-й авеню, Эрге добрался на сабвее до 96-й улицы и пешком направился на знаменитую Парк-авеню — улицу миллионеров, где средняя квартира стоит более сорока тысяч долларов в год.
В ю часов он должен был встретиться с Лайстердом, чтобы окончательно договориться о патенте на свое изобретение. После утраты концессий Лайстерд бросил все капиталы на Алеутские острова. Всего за три года почти все главные участки с залежами угля, железа, меди перешли в его собственность. Лайстерд не ошибся, за последние годы его фирма стала заметным и сильным фактором на американской бирже.
Ахиллесовой пятой фирмы была удаленность островов от Америки, что чрезвычайно затрудняло своевременную доставку сырья на рынок и ложилось тяжелым бременем на рыночные цены.
Лайстерд давно мечтал о воздушной транспортной линии, но современное состояние воздухоплавания не позволяло ему осуществить эти мечты. Бесполезно было даже думать об использовании современных дирижаблей для перевозки грузов.
Грузоподъемность современного дирижабля по сравнению с грузоподъемностью парохода была мизерной. Алеутские же месторождения, по мнению Лайстерда, должны были занять в промышленности одно из первых мест, и поэтому, услышав об изобретении Эрге, он решил любой ценой заполучить его.
Да и сам Эрге не противился этому, хотя и положил про себя никому не дарить свое изобретение.
Сейчас, идя к Лайстерду, он решительно отверг первоначальный план и решил подарить, именно подарить Лайстерду изобретение, но, конечно, таким образом, чтобы от подарка получить больше пользы, чем от продажи.
Старый морщинистый камердинер встретил Эрге ласковой улыбкой. Хитрый старик рассуждал так: раз хозяин, миллионер, привечает этого человечка, то привечает неспроста, человечек, значит, достоин того, и потому всегда и сам приветливо встречал инженера.
— Мистер Лайстерд в библиотеке, можете пройти прямо туда, — почтительно сообщил старик, принимая от Эрге верхнюю одежду.
Инженер по знакомой мраморной лестнице направился в библиотеку.
Перед темной резной (орехового дерева) дверью библиотеки Эрге на мгновение остановился, будто колеблясь. Затем решительно толкнул дверь и оказался на высоком балконе.
Внизу, у камина, увидел Лайстерда — миллионер рассматривал плакаты конструкций современных дирижаблей.
Эрге перегнулся через перила:
— Мистер Лайстерд, к вам можно?
Миллионер поднял широкое бледное лицо, густо исчерченное глубокими тонкими морщинами, и приветливо ответил:
— Прошу, друг мой, прошу.
Когда минуту назад Эрге остановился на мгновение у дверей библиотеки Лайстерда, он окончательно решил — говорить или не говорить ему о своем замысле, возникшем неделю назад, ночью, после лекции в клубе инженеров. То было единственное неопределенное место в его плане дерзкой авантюры.
Неясный замысел похищения Азиатского аэролита неожиданно возник неделю назад и за семь дней оформился окончательно, до последних мелочей. Все рассчитано и учтено. Нужны только деньги. Вначале Эрге хотел было откровенно поведать о своем замысле Лайстерду и разделить с миллионером будущую добычу. Но здесь, у дверей, план этот вдруг показался детским и наивным, и Эрге отверг его.
Инженер поздоровался и опустился в тяжелое кожаное кресло рядом с Лайстердом. Миллионер наклонился в кресле и ворошил щипцами уголь в камине — голый череп его продолговатой головы блестел в огне коричневым отливом и казался бронзовым.
Переворачивая угли, он непринужденно заговорил ровным хриплым голосом:
— Думаю, друг мой, сегодня мы окончательно решим наше дело? Да?
При звуках ровного, лишенного интонаций голоса, который так не вязался с его приподнятым настроением и нервным напряжением, Эрге охватил беспокойный, почти суеверный страх.
О главном он и не подумал. Главное же — это Лайстерд, его деньги, от него зависит практически все, ибо копейки, что можно взять за продажу патента — ничтожны.
Эрге заволновался. Терпкий холодок прошел по всему телу и показалось, что на этот раз — может, впервые в жизни — он не сумеет сохранить на лице маску равнодушного спокойствия. Еще немного, и он, чего доброго, станет выглядеть смешным и жалким.
Лайстерд, не услышав ответа на свой вопрос, поднял голову.
— Да… конечно, — нетвердо ответил инженер.
Легкое удивление мелькнуло в глазах миллионера. Что-то странное говорит друг.
Что такое?
— Собственно, решать ничего, — наконец выдавил Эрге. — Я хочу подарить вам свое изобретение.
Лайстерд насторожился. Удивительно! Поразительно! Невероятно!
Эрге собрал остатки сил и, не спуская глаз с лица Лайстерда (который следил за ним, как боксер на ринге за своим противником), уже более равнодушным тоном добавил:
— Но у меня один вопрос, вернее, два. Первое, сколько прибыли дают вам в год, скажем, пятьсот тысяч долларов? Допустим — пятьсот долларов сверху.
Ага! Лайстерд уже понимал Эрге, но инженер вполне овладел собой и, улыбаясь, произнес:
— Второй вопрос. Предположим, я — Эрге — обращаюсь к вам за суммой в пятьсот тысяч долларов и даю вексель, а через год возвращаю вам наличными ровно миллион долларов. Выделил бы мистер Лайстерд такую сумму?
Лайстерд сидел в кресле, вытянув ноги к огню, и мертво глядел на инженера водянистыми холодными глазами. Затем смежил ресницы, загадочно улыбнулся.
— Зачем дорогому Эрге такая сумма? Секрет?
— Да. Я получаю пятьсот тысяч долларов, исчезаю ровно на год. Через год, в назначенный срок, возвращаюсь в Нью-Йорк и вношу на текущий счет мистера Лайстерда, скажем, в Национальном банке, ровно миллион долларов.
Ляйстерд бросил острый взгляд на спокойное лицо инженера и шутливо заметил:
— Насколько я понимаю, мой друг затевает необычайную по своим масштабам авантюру?
— О, зачем так грубо, — так же шутливо отвечал Эрге. — Разве мистеру Лайстерду не нравится это слово? По моему мнению, в наше время авантюра ничем не отличается от приключений рыцаря во времена средневековья.
Лайстерд ничего не сказал и снова наклонился к камину с щипцами в руке.
Эрге смотрел на блестящее темя, обвисшую толстую шею и думал: «Даст или не даст, даст, не даст».
Минуты через две (Эрге они показались часами) Лайстерд нарушил тяжелое, напряженное молчание.
Не сводя глаз с камина, он сказал по-прежнему спокойным голосом:
