«Индиец, — тут же определил про себя Боб. — Вероятнее всего, дакоит…»
Он вполголоса произнес:
— Симла!
Это был сообщенный ему мисс Орлофф пароль.
На какое-то мгновение Боба охватило опасение, а не один ли это из тех дакоитов, с которыми ему раньше приходилось быть не в ладах, и не узнал ли тот его. Но все обошлось, поскольку уже стемнело, а небо понемногу затягивали тяжелые свинцовые тучи, предвестницы грозы. Услышав пароль, индиец кивнул головой в сторону двери, приглашая тем самым вновь прибывшего войти в дом.
Боб не заставил просить себя дважды. Проскользнув между створками, он оказался в широком коридоре, выложенном голубым камнем, по большей части растрескавшимся и расшатавшимся в гнездах. В глубине его ждала вторая дверь, на сей раз остекленная, хотя основная часть секций была давно повыбита. Она выводила во внутренний мощеный дворик, заросший сорняками. По ту сторону мерцал один-единственный огонек за третьей дверью, низкой и узкой, проделанной под двойным лестничным взлетом крыльца.
Боб по-прежнему уверенной походкой прошел коридором, пересек дворик и, нагнувшись, проник через неё на тесную площадку, откуда куда-то в подземелье вела винтовая лестница.
Моран уже несколько часов тому назад твердо решился на отчаянный поступок: добраться до Минга и несмотря на то, что ему претили такого рода действия, самолично пристрелить монстра во избежание новых преступлений и новых человеческих страданий. Поэтому он ни секунды не колеблясь, начал спускаться вниз по ступенькам, скупо освещенным несколькими тусклыми электрическими лампочками.
Прокрутившись витков на шесть, лестница вывела Боба в узкий также полусумрачный сводчатый коридор с разъеденными селитрой стенами. В глубине его виднелась ещё одна дверь, возле которой бодрствовал охранник.
Согнувшись в три погибели из-за слишком низких для его роста сводов, Боб быстро подошел к нему. Повторилась та же картина, что и наверху: после второго пароля — теперь им служило слово «Тимур» — его пропустили дальше. Переступив порог, Боб попал в довольно большое помещение, размером порядка 30х30 м, хотя, как и всюду здесь, с очень низким потолком. Поддерживавшие свод и вообще все это сооружение опоры, судя по состоянию камня и примитивной архитектуре, несомненно, восходили к эпохе тамплиеров. В центре зала, прислонившись спиной к одному из столбов, стоял человек. Высокого роста, чуть ли не гигант, худой с огромными ручищами, от которых чуть не лопались рукава его одеяния протестантского пастора. Лицо широкое и круглое, тщательно выбритый череп, выпуклый лоб, свидетельствовавший о неординарном уме. Желтая, слегка оливкового оттенка, кожа, выпирающие скулы, приплюснутый нос и раскосые глаза говорили о монголоидном происхождении. Внимание в первую очередь привлекали глаза — янтарного или золотистого цвета, — мало чем напоминающие человеческие, взгляд неподвижный, немигающий. То были глаза грозного и жуткого существа, месье Минга, человека, — впрочем, был ли он таковым, это ещё вопрос, — который объявил беспощадную тайную войну всей западной цивилизации и всем, кто разделял её ценности.
Моран, словно завороженный, не мог оторвать взгляда от своего заклятого врага, окруженного вперемежку представителями всех рас — европейцами, азиатами, африканцами. Пожелай Боб приблизиться к нему сейчас, он не сумел бы сделать этого из-за плотного слоя людей, отделявших его от Минга. Стрелять же издалека он не хотел, опасаясь промахнуться или всего лишь ранить его. Моран решил выждать подходящий момент, когда он окажется на достаточной на его взгляд дистанции от Желтой Тени и поразит того прямо в лоб на тот случай, если его недруг носил бронежилет. После того, как он на все сто процентов убедится, что Минг повержен насмерть, Боб воспользуется суматохой и устремится к выходу, стреляя по любому, кто попытается перекрыть ему путь.
Дальнейшее развитие событий, однако, доказало со всей очевидностью справедливость старой пословицы: человек полагает, а бог располагает.
Прошло всего несколько минут, как он вошел в этот зал, один из тех, кто приглядывал за дверьми, уже быстро продвинулся к Мингу и что-то прошептал ему на ухо, показывая на Морана. Тотчас же монгол вытянул свою чудовищную руку в сторону Боба и рявкнул:
— Схватить этого человека!
«Ай!, — охнул про себя Моран. — Меня раскрыли гораздо раньше, чем я рассчитывал.»
Сунув руку под пиджак, Боб мгновенно извлек из-за пояса свой крупнокалиберный «кольт». Люди, стоявшие рядом, тут же боязливо отпрянули. Любой другой на месте Боба Морана, видимо, воспользовался бы этим обстоятельством, чтобы сигануть к выходу, но он пришел сюда как вершитель правосудия во имя всего человечества, что исключало с его стороны всякую попытку отступления.
Наоборот, взяв Минга на мушку, он одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние. Два помощника Желтой Тени попытались, было, воспрепятствовать ему, но были буквально сметены с пути — настолько стремительным, словно пушечное ядро, был его бросок. Теперь ничто и никто не отделяли его от Минга, чей пристальный взгляд схлестнулся с его. Всего несколько метров между ними, и пистолет, нацеленный прямо в могучий лоб противника! Оставалось лишь нажать на спусковой крючок, но в этот миг Боб с ужасом осознал, что не в силах оторвать глаз от монгола: его потрясающие золотистые зрачки явно обладали сверхчеловеческой силой внушения. Боб запоздало вспомнил, что ни при каких обстоятельствах не следовало смотреть на Желтую Тень в упор. Он уже как-то раз попался на этот трюк, и сейчас громадным усилием воли попытался отвести свой взгляд. Слишком поздно! Его словно пригвоздило к месту, и Боб чувствовал себя в роли птахи, загипнотизированной змеей. А ведь достаточно было лишь судорожно дернуть пальцем. Но даже этот, по сути ничтожнейший, жест ему был недоступен.
— Опустите руку! — скомандовал Минг.
И Боб вопреки яростному внутреннему сопротивлению подчинился окрику, как если бы воля монгола подменила его собственную.
— Выроните оружие! — последовал приказ.
На этот раз Моран в жестокой схватке с самим собой чуть не восстановил контроль за своими действиями. Но Желтая Тень уже шагнул к нему и правой рукой — идентичной той, искусственной, что в этот самый момент лежала взаперти в ящике Боба в его квартире — намертво сжал его запястье. Пронзительная боль, сравнимая с той, когда ломают кости, вынудила Морана выпустить оружие.
Небрежным взмахом кисти месье Минг сбил с Боба шляпу. И тут же узнал его. Но он настолько великолепно владел собой, что не подал и виду, что хотя бы в какой-то мере удивлен.
