У кого-то первый день сессии неизменно ассоциировался с днем Страшного суда, а кто-то и в ус не дул, полагая, что удача улыбнется ему ослепительной улыбкой и пошлет вдобавок пару воздушных поцелуев. На радостях пересмотрев все вестерны в кинозале общежития, Франческо возомнил о себе невесть что и, раздобыв ковбойские сапоги, десятигалонную фетровую шляпу да кожаный плащ, при всем параде явился на экзамен по климатологии. Закинул ноги на стол и, всунув в рот сигару, заявил:
— Ну что, будем ставить мне высший балл?
Донеро, который этот экзамен принимал, напыжился, как индюк, посчитав, что ему брошен вызов. Ладно, нахальничают сейчас все, кому не лень. Но чтобы какой-то недотепа Росси перещеголял самого главного щеголя? Вот что задело гордость географа.
— Не бывать тому! — отрезал он, справившись с оторопью. — Идите, переоденьтесь, молодой человек, а уж после и поглядим, как вы знаете предмет.
Он взял столь невозмутимый и бескомпромиссный тон, что скисшему Франческо ничего не оставалось, кроме как убрать со стола свои сапожищи да проследовать к выходу.
— Нет, ты представь: Донеро, с которым мы не один пуд соли съели, указал мне на дверь! — возмущенно рассказывал он потом Джулии. — Заставил меня испить стакан желчи с полынью! Да уж лучше б то и взаправду была полынь. Я б не отказался, только бы в зачетке его роспись стояла.
— Ведешь себя, как шут гороховый, — и еще хочешь, чтоб тебя уважали? — изумлялась та, отбирая у него сигару, которую он так и не удосужился вынуть изо рта. — Ты сперва прекрати паясничать. Вот станешь пай-мальчиком — тебе в зачетку десятки так и посыплются!
Перед экзаменом по математике Роза тряслась, как овечий хвост, и, прислонившись к холодной стенке рядом с кабинетом, судорожно припоминала формулы и доказательства, которые скакали в ее бедной, измученной голове не хуже акробатов на цирковой арене. В общем, неразбериха полная. Первая пятерка отважных «камикадзе» уже зашла внутрь, и коридор гудел, как растревоженный улей. С минуты на минуту должен был появиться претендент на звание чемпиона года, выжившего в неравной схватке с накачанным мозгом мадам Кэпп. Что-то подсказывало Розе, что выживших будет немного. Сама она мысленно обрекла себя на пересдачу.
Но вот дверная ручка дрогнула, пошевелилась, по ту сторону прозвучало льстивое «Спасибо, до свидания!» — и счастливчик, не осознавший пока своего счастья, с перекошенным лицом выскользнул из кабинета. Рой однокурсников окружил его в мгновение ока, чтобы услышать, что мадам Кэпп выбросила белый флаг и что, если ты знаком с теоремой Виета, то ничего не стоит уложить эту узурпаторшу на лопатки.
Роза старалась сдерживать волнение, как могла, но сердце то и дело пускалось в пляс, а зубы выбивали чечетку.
— Кто следующий? Следующий кто? — зашушукались между тем. Никому не хотелось добровольно лезть в бетономешалку. Пусть у нее перво-наперво механизмы поизотрутся, обороты поубавятся — тогда можно и попытать удачу.
Роза как раз старалась слиться с окружающей средой, когда из дверей высунулась разгоряченная мадам Кэпп. Этакая фурия с жестоко измалеванной физиономией, наподобие боевой раскраски апачей: ярко-красная помада, фиолетовые тени и очень уж густой слой румян. Она, видимо, разукрасилась так в честь праздника, ибо что студентам мука, то для нее потеха.
— Ну, кто там на очереди? Не тяните резину! — гаркнула она могучим басом, от которого затрепетали все до единого, и, не дожидаясь, пока кто-нибудь выдвинет свою кандидатуру, схватила первого, кто попался на глаза. На глаза попалась Роза. Не успела она опомниться, как очутилась за партой, перед веером билетов, из которых надлежало выбрать один-единственный. Роза подошла к этому делу весьма серьезно и осмотрительно, ведь, если ее хилых знаний вдруг окажется недостаточно, от ворот поворот гарантирован. И тогда добро пожаловать на пересдачу! А там и до отчисления рукой подать. Сколько бравых студентов скосило серпом великой и ужасной математики!
Мизинцем левой руки, под издевательским взглядом мадам Кэпп, она осторожно выудила билет и с похолодевшим сердцем прочла первые строки вопроса. Испуг на ее лице сменился тенью довольства, и, наощупь нашарив ручку, она принялась строчить. Скептическое «Хм!» мадам Кэпп вместе со всеми посторонними шорохами и шепотками отодвинулось на второй план перед теоремой, доказательство которой вызрело у Розы в мозгу, как наливное яблоко, которому оставалось только скатиться на чистый лист.
Где-то в углу мадам Кэпп пытала очередного бедолагу, задавая ему каверзные вопросы. Роза была уверена: уж ее-то подводными камнями с курса не собьешь. И, пока малость остервеневшая фурия с незадачливой своею жертвой толкла воду в ступе, перемежая сие занятие с переливанием из пустого в порожнее, мысли Розы, связные и лаконичные, обретали новую жизнь на бумаге.
…Мадам Кэпп была приятно поражена и даже приспустила очки с переносицы, чтобы вглядеться в это прелестное, осмысленное личико, обрамленное огненной шевелюрой.
— Вы, надо признаться, первая, — сказала она, прочистив горло, — кто изложил доказательство этой теоремы в такой доступной и внятной форме.
На щеках Розы загорелся румянец скромного торжества, и она, потупившись, несколько долгих мгновений наблюдала, как «узурпаторша» что-то чиркает у нее в зачетке.
— Следующий! — громоподобно возгласила Кэпп. Обладательница огненной шевелюры расшаркалась перед нею, точно перед папой римским, и только тогда отдала себе отчет в происходящем, когда с уст ее слетело подобострастное и столь ею презираемое «Спасибо, до свидания!». Угодливый и раболепный тон. Тьфу! Выбравшись на вольный воздух, где броуновское движение в студенческих массах не ослабевало ни на минуту, она с превеликим трудом прорвалась сквозь тенета любопытных и нетерпеливых своих товарищей, чтобы со всех ног рвануть в уборную и прополоскать, как следует, рот от застрявших на языке, липких слов благодарности.
Мысль о том, что мадам Кэпп была сражена, и судя по всему, наповал, как нельзя более грела душу и подхлестывала самолюбие, однако с этой поры Роза твердо решила, что покидать поле боя — покидать, разумеется, со щитом — будет достойно и молчаливо.
* * *
У Клеопатры не было другой заботы, как развлекать маленьких гостей-беженцев, число которых в саду неуклонно уменьшалось и близилось к заветному «нулю». День за днем всё реже раздувались стволы деревьев, всё чаще слышались прощальные фразы и утешительные речи. Аризу Кей отправляла детей в их родные места целыми группами, и после очередного расставания Клеопатра строго-настрого запретила себе привязываться к кому-либо из них. Ей надолго запомнится девочка-полинезийка лет шести со смешными косичками и озорным взглядом, которая, как некогда Джейн, нырнула в ручей, чтобы добыть сверкающих капелек чистейшего золота, и, не рассчитав глубины, ударилась головой о каменистое дно. Клеопатра подоспела на подмогу как раз в ту самую минуту, когда девочку подхватило течением, и ловко выловив ее, опустила на твердую землю, чтобы высушить ее платьице и приложить к шишке лед, которым изобиловал холодильник в белой пагоде. Так, слово за слово, они познакомились поближе и поделились своими историями. Историями бегства и спасения…
