изваянием, ярко сияющим в лучах солнца. Похоже, понимая это, Шан ускорила шаг.
Никс то и дело с опаской озиралась на громадный корабль, однако тот продолжал медленно кружить вокруг черного пятна, не проявляя никакого желания направиться к скалам Далаледы. Наконец маленький отряд добрался до входа в медный тоннель, такого же разорванного и изуродованного, как и вторая половина, оставшаяся внизу. Все поспешили покинуть солнечный свет, укрывшись в спасительной темноте внутри.
Внезапный мрак ослепил всех, но тем не менее проводник-туземец не снимал колпак со своего светильника до тех пор, пока они не углубились в тоннель. Только тогда Никс заметила, что медный пол больше не светится под ступнями Шийи.
Фрелль также обратил на это внимание.
– Должно быть, эта часть тоннеля лишена той энергии, которой была наполнена другая половина. Быть может, та часть по-прежнему подпитывается силами корней Старого ствола, вытягивая их из щедрого дерева. Но эта половина, давным-давно отрубленная от живительного источника, остается инертной, как и полагается бездушному металлу.
Никс склонна была верить алхимику, однако это поднимало тревожный вопрос. А что, если здесь все такое же мертвое и безжизненное?
«Быть может, все наши усилия были тщетны».
И тем не менее выбора не было: нужно было продолжать путь. Никс цеплялась за единственную надежду, за единственное указание на то, что наверху Саванов по-прежнему что-то есть.
– Петрин-тол, – шепотом обратилась она к Фреллю. – Кефра’кай отправляют сюда своих юношей и девушек, чтобы испытать их. Как вы думаете, почему?
– Я читал разные ученые труды на этот счет, но после предостережения Шан я начинаю думать, что все они неверны.
Никс оглянулась на алхимика, однако его лицо было в тени, которую отбрасывала она сама.
– Что вы хотите сказать?
– Петрин-тол означает «слушающее сердце». Шан предупредила, что только те, кто обладает даром обуздывающего пения, могут безопасно пересечь Саваны. Вот я и подумал, не может ли «слушающее сердце» быть ссылкой на обуздывающее пение. Если так, это позволяет предположить, что этот дар очень древний и корни его нужно искать в крови племен, живущих здесь.
Никс прижала ладонь к груди. Петрин-тол. Она вспомнила, что` чувствовала, когда пела, и подумала, что «слушающее сердце» как нельзя лучше подходит к этому.
– Этот обряд, – продолжал Фрелль, – каждый кефра’кай должен его пройти, чтобы быть принятым в племя. Я вот подумал: быть может, этот обычай поддерживает обуздывающее пение у них в крови. Слабые и те, кто лишен этого дара, не возвращаются отсюда. Лишь те, кто обладает сильным даром, возвращаются назад и привносят свое семя в племя.
Никс вздрогнула. Такое объяснение показалось ей неоправданно жестоким.
– Возможно, – продолжал развивать свою мысль алхимик, – племя использует Саваны как оселок, на котором оттачиваются способности его членов.
Никс отняла руку от груди.
– Однако я не имею никакого отношения к кефра’кай.
«По крайней мере, я об этом не знаю», – мысленно поправилась она.
Девушка оглянулась на Аамона. А что, если связь Грейлина с двумя варграми указывает на какой-то прирожденный дар? Когда Никс пела его братьям, от него самого она ничего не ощутила. Но, опять же, во Фрелле она также не находила никакого родства. И Грейлин, возможно, ей не отец. «Но что насчет моей матери?» Неужели то, что она была лишенной языка наложницей, привело к тому, что дар навеки умолк?
Никс покачала головой, не в силах распутать этот клубок.
Фрелль сделал еще одно предположение, относящееся только к ней.
– Быть может, ты в детстве, проведенном среди летучих мышей, омытая их криками, вскормленная их молоком, впитала в себя этот дар. Быть может, ты что-то новое, совершенно другое, однако ты связана с древней обуздывающей песней племени.
– Йар’рен… – пробормотала Никс, вспоминая слова Шан, сказанные, когда девушку осматривали туземки.
– По-кефрански это «летучая мышь», – шагнул к ней алхимик.
– Шан утверждает, что давным-давно к летучим мышам прикоснулись древние боги, – кивнула Никс. – Она говорила, что в ее племени никто никогда не мог петь летучим мышам.
– Но ты можешь.
Девушка вспомнила кружащегося в воздухе Баашалийю, свистящего ей. Вновь ощутила тепло его тельца, прижимавшегося к ней в волокуше. На ее взгляд, ее маленький брат был слишком хрупким сосудом для древних богов.
Никс взглянула на Шийю. В свете лампы бронзовая женщина светилась подобно факелу. Это ожившее изваяние также было каким-то образом связано с древними богами.
«В это я могу поверить».
Устав строить догадки, путники умолкли. Вскоре впереди показался свет, гораздо раньше, чем ожидала Никс. Похоже, тоннель имел в длину не более восьмой части лиги.
Где-то далеко послышались приглушенные крики, а также звуки, напоминающие стук капель дождя по листьям. Все поспешили вперед к тусклому солнечному свету. Выход на поверхность был мятый и рваный. Девушка представила себе, как тоннель вырвали из земли подобно медному корню сорняка.
Выбравшись наружу, Никс увидела темные джунгли, затянутые еще более плотным туманом, чем тот, что в Приоблачье. На всех листьях и колючках висели капли воды. Воздух был таким богатым и питательным, что Никс испугалась, как бы не дали всходов ее в легкие.
В глубине джунглей жизнь гудела, жужжала и мрачно пела. Кто-то кричал далеко в чаще, словно предостерегая незваных гостей, однако в этом не было необходимости.
Никс отступила назад.
Впереди лес был усыпан костями. Повсюду валялись расколотые черепа, выбеленные кости конечностей перепутались. Из ребер получились клетки, в которых квакали жирные лягушки, влажными глазами взирая на людей. Внизу простирался сплошной ковер темно-изумрудного мха, словно джунгли пытались проглотить то, что уже успели переварить.
Опустив морду, Аамон ощетинился, прижимаясь к девушке.
Та все поняла.
«Никому не дозволено приходить сюда».
Глава 51
Канте сидел на плоском камне, разложив на нем стрелы с аккуратно привязанными мешочками, наполненными алхимическим порошком. Он приготовил шесть стрел, чтобы при необходимости выпустить три пары. Принц собирался пускать по две стрелы каждый колокол.
После того как он закончил работу, тревога стала решительно нарастать с каждым вдохом.
«Еще чуточку…»
Канте оглянулся на Пратика. Тот стоял в нескольких шагах от него, внимательно наблюдая за его работой.
Чтобы хоть как-то отвлечься, принц кивнул чааену. Ему редко выдавался случай поговорить с Пратиком наедине, особенно на тему, которая всегда вызывала у него любопытство, – это было связано с одним очень странным клашанским обычаем.
– Слушай, Пратик, значит, у тебя совсем нет хозяйства? Не скучаешь по нему?
Стоявший рядом Джейс пришел в ужас от такого бесцеремонного вопроса, однако и он также с любопытством посмотрел на Пратика.
Тот просто поднял брови, не выказывая ни тени обиды.
– Как скучать по тому, без чего жил бо`льшую часть жизни и чем точно никогда не пользовался?
Задумавшись над ответом чааена, Канте вынужден был признать, что сам крайне редко пользовался своими причиндалами.
– К тому же, – продолжал Пратик, – ты должен знать, что существуют другие способы давать и получать наслаждение.
– Правда? – встрепенулся Канте. – Расскажи-ка подробнее!
Пратик собрался было ответить, но тут к ним подошла Ллира,
