Вальтер медленно опустил трубку на аппарат и, наклонившись над столом, опустил голову на подставленную руку. Он понял, что подошёл к той черте, за которой неминуемо должна последовать необратимость последствий. И только он может и должен повлиять на их исход.
Вальтер посмотрел на часы, хотя и не знал к какому событию привязать это время — то ли к окончанию матча, то ли к очередному звонку Юзефа. В кабинете стоял ровный гул трибун и лишь чъи-то нервные постукивания костяшками пальцев по кожаным валикам кресел выдавали присутствие здесь живых людей. Что-то удерживало его за этим столом. Взгляд упал на мобильный телефон лежавший прямо перед ним. «Да, конечно, надо дождаться звонка от службы прослушки, — он ещё раз посмотрел на часы. Их разговор длился без малого пять минут. — Они могли успеть засечь Юзефа или хотя бы определить район».
Внезапно гул на трибунах стих. Все как-то разом напряглись и посмотрели на директора. Его взгляд беспомощно забегал по лицам присутствующих и остановился на Хольмане. Тот вскочил с кресла и бросился к двери.
— Я сейчас выясню! — сказал он на ходу.
— Сядьте! — резкий окрик Франка остановил его. Вальтер посмотрел на директора. — У вас телевизор за спиной!
Директор виновато улыбнулся и, беспомощно махнув рукой, повернулся к телевизору и включил его. На экране появились фигуры медиков склонившихся над кем-то из игроков. Вскоре принесли носилки и они бережно положили на них футболиста. Когда четверо человек подхватили их и бегом направились к кромке поля, стадион вновь взорвался гулом и аплодисментами. Но даже сквозь этот шум было слышно, как заскрипели кресла под обмякшими телами присутствующих в кабинете.
— Кого-то из наших унесли, — директор посмотрел на Вальтера. — Жалко… Играть-то осталось всего ничего.
Вальтер посмотрел на висевшие над телевизором часы. До конца игры оставалось восемнадцать минут. Он перевёл взгляд на молчаливо лежавший перед ним мобильный телефон. И в этот момент раздался звонок. Он быстро схватил трубку, словно боялся, что кто-то опередит его, и поднёс к уху. Все пристально посмотрели на него. Он внимательно слушал говорившего, не прерывая его, но по мере продолжения разговора, лицо его становилось всё мрачнее. Не сказав ни слова в ответ, выключил телефон и сунул в карман. Медленно поднявшись, пристально посмотрел на Тизена, и слегка покачивая из стороны в сторону головой, тихо сказал:
— Всё!.. У нас не осталось времени на раздумье, — он сделал шаг в сторону командира и остановился. — Они засекли его. Он говорил с мобильного телефона. Сейчас его машина движется в сторону от стадиона… Что у него сейчас в голове я даже предположить не могу. Вполне возможно, что они могут действовать самостоятельно… Но как?… А если они действительно должны поставить машины в подъезды?… Тогда мы вообще не успеем ничего сделать.
Тизен поднялся с кресла и подошёл к окну. На пустынной площади перед стадионом стояли лишь несколько полицейских да небольшие стайки голубей перелетали с места на место в поисках пищи. Не поворачивая головы, он сказал:
— Ещё более худший вариант, если они попытаются въехать в толпу на выходе и там взорвать машины… Вот уж тогда действительно будет национальная катастрофа… Если мы засекли его, то в любом случае он как-то должен контролировать их, а значит через мобильный телефон попытается выйти на связь. Дайте команду заблокировать его номер и начать операцию по обезвреживанию… У нас нет другого выхода.
— Пожалуй ты прав… У нас осталось двадцать минут. Если твои ребята готовы — давай! Я дам команду, чтобы заблокировали его номер.
Они втроём — Хольман, командир и Вальтер вышли из кабинета и направились по, казалось, бесконечному коридору в сектор, где расположились снайперы. Он находился на другой стороне стадиона. Шум трибун заглушал их шаги, но Вальтеру казалось, что он идёт по металлическому помосту, словно на эшафот и шаги его раздаются по всему стадиону, вызывая гул возмущения и презрения присутствующих. Но шёл он не как осуждённый, вызвавший этот праведный гнев, а как презренный палач нарядившийся в тогу судьи и медленно идущий к месту провозглашения приговора, над которым всегда нависала богиня правосудия на весах которой сейчас были, с одной стороны — жизни десятков тысяч ничего не подозревающих мужчин, женщин, детей — граждан его страны, которых он призван защищать, а с другой — жизни шести совсем ещё молодых, ничего не познавших в этой жизни мальчишек, но тоже чьих-то детей, и которых он приговорил к смерти только за то, что они фанатично верили в возможность мести таким же людям, но которые жили в другой стране и по иным законам.
Они подошли к сектору, из которого хорошо просматривалась стоянка машин технического обслуживания стадиона. Витражи от пола до потолка играли солнечными бликами на противоположной стене. Подойдя к ограждениям, остановились.
— Дальше нельзя. Нас могут заметить…. да и ребятам ни к чему, — командир подал Вальтеру бинокль.
Почти прямо перед ними, на забитой разными машинами площадке, в первом ряду, стояли шесть уборочных агрегатов фирмы «Аузер». В кабинах машин Вальтер ясно увидел сидевших за рулём людей. Он несколько раз провёл биноклем по кабинам машин, но ничего настораживающего не заметил.
— Почему ваша служба безопасности пропустила их раньше назначенного времени? — спросил он, не отрывая бинокль от глаз. Тизен посмотрел на Хольмана.
— Эти машины постоянно обслуживали стадион… Возможно, по этой причине и не обратили внимания на их ранний приезд… Никто же не мог предугадать этого…. - извиняющимся голосом ответил Хольман.
— Вы служба безопасности, а не гадальная контора! — резким тоном, повернувшись к нему, прервал его Франк. — Запомните раз и навсегда — все инструкции пишутся чьей-то кровью… Я думаю, что эта истина в нашем деле вам знакома.
Он вновь навёл бинокль на машины. В первой же кабине заметил как водитель, сложив лодочкой перед собой ладони, что-то усердно шептал в них. Он перевёл бинокль на соседнюю машину. Там была такая же картина. «Молятся» — подумал Вальтер. Его мысли вновь закрутились вокруг права каждого распоряжаться своей жизнью. «Что заставляет этих людей идти на смерть? Какая же должна быть вера во что-то, чтобы вот так окончить своё земное существование?… Неужели мир опять катится к средневековью?… Вряд ли мы когда нибудь поймём их». Внезапно взрыв человеческих голосов потряс стадион. «Кто-то забил гол, — подумал он и посмотрел на Тизена. Тот поднял вверх большой палец и глаза под маской заулыбались. — Как мало надо для радости!.. Их шестеро, а здесь почти восемьдесят тысяч. Перевес явно не в их пользу… И почему-то именно сейчас я должен взвешивать их души? Кто может дать мне это право?… Бог? Судья? Но у меня нет время для консультаций с ними. Я такой же смертный. Почему же тогда кто-то берёт на себя роль поводырей в этой жизни для этих ребят, совсем ещё слепых в этом сумасшедшем мире?… Вот кого надо сажать в эти машины, а не их!»
