— Короля? — воскликнули потрясенные бандиты, поднимая глаза.
— Прошу внимания! — выкрикнул Желтый Франц. — Король Леопольд Лутский! — и махнул рукой, похожей на окорок, в сторону Барни.
Среди разбойников был один — совсем мальчишка, с лицом, не нуждающимся в бритве. Сейчас он широко открытыми глазами смотрел на этого удивительного человека — короля.
— Хорошенько разглядывай, Рудольф, — хохотнул Желтый франц. — Сейчас ты в первый и, вероятно, в последний раз видишь перед собой живого короля. Короли редко посещают двор своего коллеги-монарха — Желтого Франца, властелина Черных Гор. Подойдите, дети мои, возьмите шпагу Его Величества, чтобы он случайно не упал и не проткнул себе живот. Позаботьтесь, чтобы ему было удобно и он захотел подольше у нас погостить. Рудольф, принеси еду и воду для Его Величества, и обязательно на серебряных тарелках, а вино в золотом кубке. Да хорошенько вымой и протри посуду!
Разбойники проводили Барни в жалкую хижину на краю полянки и начали отпускать грубые шутки по поводу «короля». Только мальчик Рудольф, который принес еду и воду, один проявлял некоторое уважение, а может, просто благоговейный страх перед их невольным гостем.
Вскоре разбойникам прискучили насмешки, потому что Барни не злился и не разъярялся — наоборот, сам иногда посмеивался вместе с ними. Разбойников это искренне удивило: они считали, что король должен проявлять королевское достоинство, а в том, что он — король, они нисколько не сомневались. Поэтому они решили, что его добродушное отношение к их ядовитым шуткам — специальный прием, чтобы задобрить их, усыпить бдительность, а затем сбежать, лишив богатого выкупа, который они уже считали своим.
После того как бандиты вышли из хижины, Барни остался в обществе мальчишки и решил завести с ним разговор.
— Не слишком ли ты молод, чтобы помогать бандитам, Рудольф? — спросил он.
— Я не хочу быть бандитом, Ваше Величество, — прошептал паренек. — Но мой отец задолжал Желтому Францу большие деньги и не мог вернуть долг. Тогда Желтый Франц выкрал меня из дому. Он говорит, что будет держать меня в плену, пока отец не заплатит, а иначе я так и останусь с ними, стану таким же бандитом, и когда-нибудь меня поймают и повесят.
— А удрать ты не можешь? — спросил Барни. — Мне кажется, что у тебя есть масса возможностей незаметно улизнуть отсюда.
— Наверное, есть, но я не могу решиться. Желтый Франц говорит, что если я убегу, он все равно поймает меня и убьет.
— Пустые угрозы, мой мальчик, — рассмеялся Барни. — Он думает, что если запугает тебя хорошенько, то вытравит саму мысль о бегстве.
— Ваше Величество просто не знает его, — содрогнулся Рудольф. — Он самый злой человек в мире. Он бы убил меня просто так, из одного удовольствия, если бы не две вещи. Во-первых, я делаю всю хозяйственную работу по лагерю, а во вторых, если он меня убьет, то отец уже никогда и ничего ему не заплатит.
— Сколько именно твой отец должен ему?
— Пятьсот марок, Ваше Величество, — ответил Рудольф. — Первоначальная сумма долга — двести марок, но Желтый Франц добавил еще после того, как похитил меня, так что это уже не долг, а выкуп. Но мой отец беден, поэтому если он и наберет деньги для выкупа, то очень не скоро.
— А ты действительно хочешь домой, Рудольф?
— О, зачем вы спрашиваете, Ваше Величество! Конечно же, да только у меня смелости не хватает.
Барни помолчал немного, размышляя. Возможно, он мог бы устроить побег с молчаливого согласия Рудольфа и одновременно освободить мальчишку. Позднее же он мог бы оплатить долг отца Рудольфа из своего кармана и выслать деньги Желтому Францу, чтобы не опасаться мести бандита. Во всяком случае, такой вариант стоило обдумать.
— Как ты думаешь, долго они собираются держать меня в плену, Рудольф? — спросил он через несколько минут.
— Желтый Франц уже послал Германа в Луштадт с посланием принцу Питеру, в котором говорится, что вы у него в плену, и потребовал огромную сумму за ваше освобождение. Завтра или послезавтра Герман вернется с ответом принца Питера.
Герман вернулся из Луштадта только на второй день. Он прискакал в уже наступившей темноте, а его лошадка была вся в пене от усталости.
Барни и Рудольф заметили его приближение, и паренек бросился к разбойникам узнать свежие новости. Но Желтый Франц и его посыльный уединились в личной хижине вождя и запретили кому-либо следовать за ними. В течение получаса Барни молча сидел и ждал сообщения от Желтого Франца. Вскоре из тьмы вынырнул Рудольф с широко раскрытыми глазами, дрожащий от волнения.
— О мой король, что нам делать? Питер отказался заплатить за живого короля, но предложил еще больший выкуп за неоспоримое доказательство вашей смерти. Он уже выпустил прокламацию, утверждающую, что вы были убиты бандитами при побеге из замка Бленц. Более того, он объявил день национального траура. А через три недели Питер будет коронован.
— Когда они намерены прекратить мое существование? — поинтересовался Барни. Он невольно усмехнулся, ибо даже теперь едва ли мог поверить, что в двадцатом веке возможны такие средневековые заговоры против королей. И все же, разве не очевидно, что Питер Бленц готов пойти на что угодно, лишь бы заполучить корону Луты?
— Не знаю, Ваше Величество, когда они решатся на это, — ответил Рудольф. — Но думаю, что довольно скоро, ибо чем раньше они вас убьют, тем раньше получат деньги.
Их беседу прервали звуки шагов, и через мгновение в хижину вошел Желтый Франц. Слабый огонек фонаря, висевшего на стропилах, затрепетал при этом вторжении. Разбойничий вождь остановился в дверях и стал разглядывать американца. На его грубом лице играла злая усмешка. Потом он перевел взгляд на дрожащего Рудольфа.
— А ну-ка убирайся отсюда! — прорычал великан. — У меня личный разговор с королем. И смотри не вздумай совать сюда нос, а то я перережу твое тоненькое горлышко.
Рудольф прошмыгнул мимо великана, увернувшись от подзатыльника, и исчез в темноте.
— А теперь вот что, красавчик, — обратился бандит к Барни. — Питер говорит, что, пока ты живой, ты для него ничто, а вот твое мертвое тело может принести нам сто тысяч марок.
— Недорого за короля, не так ли? — только и смог ответить тот.
— Так мне сказал Герман, — уточнил Желтый Франц. — Но это слова Питера, поэтому или так, или никак.
— И когда же ты намерен совершить это… цареубийство? — спросил Барни.
— Ты имеешь в виду, когда я убью тебя? — отозвался бандит. — Так время терпит, нам некуда спешить. Видишь ли, я человек мягкосердечный и никогда не занимался подобными вещами, однако приходится. Никто не сможет сделать эту работу лучше меня, и к тому же безболезненно, так что придется именно мне. Но, как я уже сказал, спешить некуда. Если хочешь помолиться Богу, то давай молись — я подожду.
