Бармен сосредоточенно протирал стаканы.
— Ты глухой?
— Слышу — лучше не бывает. Могу передать ключи тому, кто спросит.
— А кто спросит?
— Почем я знаю, сэр. Спросит тот, кому надо, — терпение не изменило бармену.
Неожиданно Сарджента резко толкнули в спину:
— Джентльмен любопытен!
Брюса резанул знакомый голос. Повернувшись, он увидел Даниеля Поганку, а с ним еще двоих гангстеров, как раз тех, от которых он спас Майера.
Поганка — тридцатилетний красавец, глядя на которого и не подумаешь, чем он зарабатывает на хлеб, — придвинулся к Брюсу вплотную и предложил:
— Давай удавим тебя на галстуке… бычье дерьмо.
Сарджент прижался к стойке как можно плотнее. Единственное, чего он опасался, как бы бармен сзади не ударил его по голове. Бандит схватил Сарджента за галстук на уровне второй пуговицы от ворота и потянул на себя. Никто и не заметил, как Брюс ткнул Поганку в живот большим пальцем, так что у того перехватило дыхание, и, цепляясь за стойку, он сполз вниз. Сарджент сжался, готовый отразить удары других гангстеров, взметнулись кулаки и… застыли в воздухе: появился Хорхе Барселонец, или Носарь, как его величали за глаза, потому что вначале показывался устрашающих размеров, напоминающий яхтенный киль нос, а некоторое время спустя — его обладатель.
— Привет, Брюс. Говорят, тебе укоротили дыхалку.
— Привет, Носарь, — вызывающе ответил Сарджент, — а у тебя рубильник на месте, его никто не посмел укоротить?
И без того темные глаза Барселонца почернели, он придвинулся вплотную к обидчику. Правую руку Барселонец держал в кармане, и все же Брюс решил рискнуть — Носарь предпочитал не таскать с собой оружия, особенно среди бела дня и особенно там, где его знают. Брюс молниеносным движением выхватил револьвер и приставил к животу Барселонца. Выстрел?.. Тишина! Значит, Носарь без оружия. Брюс выиграл секунды и знал, что теперь он выкрутится.
Даниель Поганка с трудом поднялся с пола, схватился за карман. Барселонец сделал предупреждающий жест:
— Я провожу Сарджента до машины. Не кипятитесь, ребята. Хоть город велик, но люди рано или поздно встречаются. — Барселонец взял Сарджента под руку, и, как два добрых друга, они двинулись к выходу; ствол револьвера покоился между третьим и четвертым ребром Барселонца.
На улице, не доходя шага до машины, Барселонец откашлялся.
— У тебя сегодня пасха, Брюс. — Он хотел сказать: «На твоей улице праздник, но еще не вечер».
— Носарь, — Сарджент оперся о капот, — ты что-нибудь имеешь против меня?
— Ты проколол нам дело, Сарджент, вроде как обляпал любимые белые брюки, понял? К тому же, — Барселонец попытался подняться выше уязвленной гордости, криво улыбнулся, — дался тебе мой нос…
— Я слышал, тысячи за две тебе вырежут новый.
— Слушай, Сарджент, — Барселонец медленно пятился от машины, — я живу не носом, а башкой и еще тем, что никогда не забываю платить по счетам.
— Меня пугать бесполезно. — Брюс упрятал револьвер и уселся за руль…
Дождь зарядил с утра, контуры особняка почти растворились в потоках воды, щетки носились по лобовому стеклу машины. Сарджент вглядывался в муть — опасался пропустить «остин» Гордона Кэлвина. Подопечный выехал в десять двадцать три, миновал эстакаду, нависшую над железнодорожными путями, быстро проскочил развязку у памятника Героям и устремился к Мышиным озерам.
Неужели снова купание? Сарджент висел на хвосте «остина» и обрадовался, когда тот притормозил у ресторана «Танцующая креветка».
Кэлвин вошел по-хозяйски. Сарджент застыл на пороге. Гордон обернулся и поманил его. Брюс нерешительно приблизился. Ситуация нелепа, но… неизбежна.
— Я приглашаю вас, — с напускной торжественностью Кэлвин сделал плавный жест и потащил Брюса к столу.
Оказалось, безумец — простецкий парень с юмором и располагающими манерами. Наверное, у него помрачения полосами, подумал Сарджент, так бывает. Сидели долго, смакуя блюда, перебрасывались фразами мирно и тихо, так что через час Брюс удивился: неужели его приятный собеседник, разумный и доброжелательный, болен? Припоминали смешные случаи своего детства, немного поболтали о первых привязанностях, умело обходя темы, касаться которых не хотелось.
Брюс ловил себя на том, что безумец ему симпатичен: неглуп и держит себя именно так, как ценил это Сарджент в серьезных, приличных мужчинах. Кэлвин внимательно слушал собеседника, время от времени отпускал тонкие замечания, предлагая вместе с ним посмеяться над той или иной нелепостью, которыми изобилует жизнь; он мог рассказывать забавные истории с подтекстом, причем так ненавязчиво, что слушатель не чувствовал его превосходства, беседующие будто вдвоем изобретали все то, о чем Кэлвин рассказывал один. В какой-то миг Сарджент пожалел, что, дожив почти до сорока, так и не обзавелся другом; как хорошо вот так говорить, зная, что тебя поймут и поддержат, а если и предостерегут, то без нажима, так, что вовсе не возникнет желания поступить наоборот. Улыбка Кэлвина добила Сарджента открытостью и беззащитностью, и он подумал: «Понятно, что Бейкер не может допустить, чтобы погиб такой славный человек». К концу обеда Брюс ничего так не желал, как спросить: «Что я могу для вас сделать?» Но что он мог? Его возможности сейчас на удивление скудны: платил ему Бейкер, и единственное, что мог Сарджент, умерить свою бдительность. Но тогда и Бейкер и он потеряли бы этого человека. Выходило, Сарджент ничем не мог быть полезен своему новому другу. Брюс не заметил, как в его сознании полупрезрительное, жестокое «безумец» оказалось вытесненным понятием «друг».
Расставаться не хотелось, и Кэлвин смущенно заметил:
— Уже поздно, время вышло…
Прощаясь, он пожал руку Брюсу и вовсе без рисовки, естественно и просяще произнес:
— До завтра.
Час ночи. Сарджент сидел, нахохлившись, отбросив одеяло; ночник едва освещал изголовье кровати. Рука его не раз тянулась к телефону и безвольно замирала, почти касаясь трубки: он еще и еще представлял, что же скажет Дайне; он знал, что больше не сможет юлить, избегать прямого разговора, хотя бы потому, что она терпеливо ждала и ни разу не попыталась подтолкнуть его к объяснению, но… с глазами она ничего не могла поделать, и, когда Брюс видел невыразимую тоску там, где раньше жила радость, он понимал, что ответствен за судьбу мисс Фаулз хотя бы потому, что не нашел в себе сил прервать их отношения через месяц после первой встречи.
Сарджент с изумлением смотрел на руки: одна твердо сжала трубку, другая уверенно набрала номер, и через минуту сухой надтреснутый голос, выдающий крайнее напряжение говорившего, произнес: