О событиях, предшествовавших первому допросу у следователя прокуратуры, я узнал позднее, когда вернулся из колонии. Под стражу меня взяли уже в Москве. Самолет приземлился на Шереметьевском аэродроме, вместе с сопровождающими нас с Денисовым товарищами мы поехали в город. Моториста отвезли в больницу, а меня в номере гостиницы ждали, чтоб предъявить ордер на арест согласно требованию нашей областной прокуратуры. Затем доставили в родной порт…
К тому времени органы следствия собрали достаточно материалов, дававших повод для моего ареста.
Когда в очередной сеанс связи «Кальмар» не отозвался, у руководства Тралфлота все еще не было особых причин для волнений: могло иметь место непрохождение радиоволн, магнитные бури, неисправность радиопередатчика и прочее. Но мы не подошли и к плавбазе, это уже настораживало, хотя могла быть, к примеру, неисправность в машине.
Прошли сутки, вторые, а вестей с «Кальмара» не поступало. Тогда забили тревогу. По всем судам пошли радиограммы с требованием сообщить любые сведения об исчезнувшем траулере. Капитанам судов, ведущих промысел в тех районах, где, по диспетчерским сводкам, находился в последнее время «Кальмар», вменялось в обязанность принять все меры к розыску последнего.
Поиски были тщетными. Управление тралового флота через соответствующие инстанции попыталось навести справки у местных властей на Фарлендских островах. Но мы с Денисовым все еще сидели на острове Овечьем, и ответ местной администрации, естественно, был отрицательным: нет, никаких следов кораблекрушения в районе островов не обнаружено, сигналов бедствия никто не принимал.
Поиски продолжались. И тут иностранные информационные агентства сообщили о кораблекрушении русского траулера в районе Фарлендских островов, о нас с Денисовым. При этом никаких сведений о причинах гибели судна не приводилось.
Тогда и была создана специальная экспертная комиссия, в которую вошли лучшие капитаны бассейна и представители инспекции безопасности мореплавания. Прокуратура выдвинула перед ними ряд вопросов, в том числе и версию, о которой я впоследствии сказал следователю. Комиссия, она собиралась потом не раз и не два, тщательно разбирала наш рейс, и уже после моего приезда и во время суда она ответила на вопросы прокуратуры так, что у последней были все основания взять меня по прибытии в Москву под стражу. Это подкреплялось еще и рядом затребованных из-за границы документов, о которых я узнаю сейчас, на первом в жизни допросе, если не считать встречи с мистером Коллинзом в порту Бриссен…
Итак, я в кабинете следователя, который надеется найти со мной общий язык.
– Давайте к делу, – сказал он. – Обстоятельства вашего спасения нам известны. Но вот предшествующие события: гибель судна, причины гибели – увы! – тайна, покрытая мраком. А ведь погиб весь экипаж, кроме вас и моториста Денисова. К сожалению, судебно-психиатрической экспертизой Денисов признан невменяемым. Значит, единственный свидетель – вы, капитан. Я склонен с большим доверием отнестись к вашим показаниям, если б не одно обстоятельство…
– Какое?
– Вы не только свидетель. Вы – подозреваемый.
– Подозреваемый?
– Да. По указанию прокурора на основании статьи 3-й Уголовно-процессуального кодекса я возбуждаю уголовное дело по подозрению в совершении вами преступления, предусмотренного статьей 85-й Уголовного кодекса РСФСР – «нарушение работником железнодорожного, водного, автомобильного, воздушного транспорта правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшее несчастные случаи с людьми, крушение, аварию или иные тяжкие последствия».
– И сколько за это полагается?
– Лишение свободы на срок от трех до пятнадцати лет. Но для вынесения обвинительного и оправдательного приговора существует суд. Наша с вами задача в деталях разобраться, как все это произошло. Слушаю вас, гражданин Волков…
…Как все это произошло…
Скитаясь по необитаемому острову, я мучительно думал о происшедшем и поначалу приходил к тому же выводу, к которому пришли мои коллеги из экспертной комиссии, к которому пришли следователи и судьи. Но двойственное чувство не оставляло меня. Я верил тому, что курс был проложен правильно, мог со всей ответственностью отстаивать истинность карандашной линии на карте и всех к ней поправок, которые в моем присутствии и под моим контролем рассчитал штурман. И, конечно, в думах своих я старался склониться к действию непреодолимой силы, которая освобождает капитана от ответственности.
– Но разве не мог ты ошибиться? – говорил я себе. Это случается и с куда более опытными судоводителями… И тогда вся вина ложится на тебя, и нет тебе прощения, ведь по твоей вине ушли из жизни двадцать ребят. Почему ты не остался с ними? Ты хочешь установить истину? Что ж, устанавливай, только для этого может быть предоставлена тебе отсрочка…»
А потом была палата в портовом госпитале Бриссена, и мистер Коллинз, и рапорт смотрителя маяка на мысе Норд-Унст, о котором сообщил мне Коллинз. Именно с этого надо было начать свой рассказ у следователя, но… не хватило решимости. Мне не хватило решимости сразу и обо всем рассказать, и только уверенность, что меня поймет, мне поверит Юрий Федорович Мирончук, привела к истине всех, кто занимался моим делом и кого я, вольно или невольно, запутал своим умолчанием. Не будь Юрия Федоровича с его энергией и одержимостью, так и осталась бы эта история в категории таинственных случаев, и я расплачивался бы за эту таинственность один, если не считать тех двадцати моих товарищей, что навсегда остались в море у Фарлендских островов.
Судьи же вынесли мне приговор, располагая заключением авторитетной комиссии капитанов-экспертов, считавших, что гибель судна могла произойти в результате сильного удара корпусом о подводные камни.
Основанием для приговора послужило то обстоятельство, что пройти через Фарлендские острова к ожидавшей нас плавбазе можно было двумя путями: южным проливом, который был безопасней северного, но удлинял рейс на сутки, и через острова Кардиган, где были и мели, и сильные течения, и подводные камни, способные распороть днище натолкнувшегося на них судна. И лоция не рекомендовала ночное плаванье в районе островов Кардиган. Нет, не запрещала, только не рекомендовала, но капитан обязан учитывать все рекомендации навигационных пособий. Он может не учитывать их в своих расчетах, полагаясь на свой опыт, на мастерство помощников и на иные привходящие моменты. Может… И до той поры, пока не случится непоправимое, никакого с капитана спроса.
