я тут ни при чем. В этом и заключается риск, на который они были согласны с самого начала.
– Не знал, что ты такой сукин сын, – не стерпел Ив Клос.
– Если бы я им не был, то до сих пор оставался бы на скромной должности начальника охраны не самого известного английского банка. То, чем я сейчас занимаюсь, – очень хорошо оплачивается, но с каждым разом, готов признать, становится все тяжелее. Увеличиваются скорости, больше риска… Число погибших растет, и теперь иные пять раз подумают, прежде чем пуститься в авантюру…
– Так, может, и правда настало время покончить с этим безумием?
– В таком случае возвращайся на свою прежнюю работу… эм-м… ты ведь организовывал съемки моделей, да? Ну, если повезет, тебя возьмут в одну из страховых компаний… – Подмигнув Клосу, Фаусетт посмотрел на египтянина. – Что замолк? Ну-ка, расскажи еще об этом туареге.
– Он может быть очень опасным. Во-первых, он находится на своей земле, а во-вторых, он, кажется, жил в городе и знает кое-что, что другим туарегам неизвестно. И как я тебе уже говорил, кровь в его венах очень горяча.
– У него может быть слабое место?
– Не знаю.
– А где он может прятать заложников?
– Тоже не знаю. Могу предположить, что в горах к северу от его колодца.
– Что нам известно об этих горах?
– Ничего.
– Ничего?
– А чему ты удивляешься? Эти горы находятся вдалеке от известных нам караванных путей, температура днем там зашкаливает – градусов пятьдесят, не меньше, а ночью падает почти до нуля.
– Да уж, курорт… А что ты скажешь про семью этого вшивого?
– Насколько нам удалось узнать: мать, брат и сестра. Заложники под их присмотром.
– И больше нигде и никого?
– Нет, насколько я знаю.
– К какому племени они принадлежат?
– Кель-Тальгимус.
– Я слышал о них. Опасные люди…
– В общем, да. Как все туареги, они не признают никакой официальной власти, не уважают границ и подчиняются только своим собственным законам.
– Разузнай-ка, кто у них там главный, и предложи ему все, что он захочет, склонив к сотрудничеству с нами.
– Разузнать нетрудно, но, боюсь, престиж семьи Сайях слишком высок, чтобы кто-то из соплеменников выступил против них. Гасель Сайях – легендарная личность.
– Но ведь он мертв… Или нет?
– Это как посмотреть. Есть мертвые, которые более живы, чем те, кто еще ходит по земле.
– Афористично звучит. Но мы не можем позволить, чтобы нас пугал какой-то призрак, даже если речь идет о призраке туарега… – Алекс Фаусетт сделал короткую паузу, затем, вздохнув, произнес: – Хорошо. Единственное, что мы можем сейчас сделать, – оправить для заложников воду, продукты, медикаменты и спальные мешки. Ну а я должен уехать. Меня ждет Каир.
– Мог бы повременить с Каиром, – нахмурился Ив Клос. – Кроме заложников, у нас есть еще один фигурант.
– Марк Милошевич? – пожал плечами Фаусетт. – Не волнуйся за него. Я уже отдал распоряжение, чтобы с него не спускали глаз, даже когда он в сортире. Хотя… это Сахара, и тут за всем не уследишь.
– Послушай, но ты обязан защищать тех, кому грозят смертью…
– В этом ты прав, обязан. Но у меня более тысячи человек мчатся по этой проклятой пустыне, и каждому из них что-нибудь да грозит.
Покинув прохладу палатки, Ив Клос и Ахмед Хабах увидели Нене Дюпре, сидящего в тени акации.
– Ну, что он сказал? – нетерпеливо задал вопрос пилот.
– Чтобы ты загрузил все необходимое и с рассветом вылетел.
– А что еще?
– Да ничего такого конкретного. Алекс хочет потянуть время, – с кислой улыбкой ответил египтянин, направляясь к машине. – Еще он хочет, чтобы я поговорил с вождем племени – чтобы тот вмешался.
– Потянуть время? – переспросил Дюпре. – С какой целью?
– Понятное дело, с какой – чтобы гонщики добрались до Каира.
– Вот сучий потрох! Это единственное, что ему важно?
– Может, и не единственное, но приоритетное – да.
– Не могу поверить!
– Послушай, друг… – Когда Хабах уехал, Ив Клос дружески взял Нене Дюпре за плечо и отвел подальше от палатки. – Все это меня беспокоит так же, как и тебя, но я понимаю Фаусетта. Если бы он останавливал гонку каждый раз, когда кто-то теряется на маршруте, гибнет или его похищают, вся эта задумка с ралли давно накрылась бы медным тазом. Ты в цирке был? Так вот, клоуны там смешат публику, даже если только что похоронили своих матерей. И здесь примерно то же самое. Цель превыше всего.
– Но ведь эти несчастные могут умереть!
– Знаю. И Алекс знает, но он знает и то, что в следующем году никто не вспомнит о заложниках. Зато будут вспоминать о приключении, о том, как они «мужественно пересекали пустыню». А если хоть третья часть этих безголовых не доберется до Каира, – испугается, сойдет с дистанции, – цирк останется без клоунов.
– А мы без работы?
– Вот-вот. Насколько мне известно, за месяц ралли ты получишь больше, чем за весть остаток года… Или я ошибаюсь?
Они подошли к вертолету. Дюпре достал из кабины две банки холодного пива и, протянув одну Клосу, сказал:
– Насчет денег ты прав. А что до работы… Знаешь, когда я лечу над пустыней, разыскивая потерявшихся людей, я не чувствую себя добрым ангелом-хранителем. Нет, я скорее стервятник, который живет падалью. Они там, внизу, под солнцем, которое плавит камни, а я сижу в кабине с кондиционером, и у меня вдосталь холодной воды. От этой разницы мне иногда бывает не по себе.
– А что тебя смущает? Если они жарятся в своих вонючих консервных банках, так только потому, что сами захотели этого. Участники гонки – не солдаты, которых отправили на войну, они придурки, мечтающие увидеть свои имена в газетах или появиться на пятнадцать секунд в телешоу. Но, знаешь, лучше не задумываться над вопросом, для чего это все, иначе в следующем году ты не пустыню будешь облетать за приличные деньги, а опрыскивать где-нибудь рисовые поля за сотню донгов.
Некоторое время они хранили молчание, попивая мелкими глотками пиво, потом Ив Клос спросил:
– Слушай, а что ты думаешь об этом типе?.. Ну, о туареге.
– Что он надежно припрятал заложников.
– А ты не боишься вновь встретиться с ним?
– Нет, не боюсь. Уверен, что, если я приду с миром, он не сделает мне ничего плохого.
– На всякий случай сразу попроси его защиты. По законам туарегов, если что, он обязан предложить свою жизнь взамен твоей.
– Прекрасный закон, тебе не кажется? Если бы весь мир следовал ему, войн не было бы.
– Однажды мне рассказали курьезный случай. Некий бедуин рассорился
