К большому разочарованию Найденова, ни в одном из пузырьков и следов лака не оказалось. Найденову было досадно признаться в том, что он, видимо, поспешил со своими подозрениями. Резким движением он отодвинул от себя флакончики — и тут один из них упал, и одеколон пролился на еще горячую плиту. Кухня наполнилась противным запахом синтетического левкоя. Найденов поспешно подхватил флакончик. Нагибаясь за упавшей пробкой, он случайно взглянул туда, куда пролился одеколон: кусок плиты стал невидимым, словно испарился вместе с запахом левкоя.
Найденов чуть не подпрыгнул от радости. Он немедленно вернул все флаконы, оставив себе небольшое количество содержимого последней склянки.
Исследование в лаборатории показало, что в одеколоне «Левкой» был растворен лак Бураго. Роль дворника стала ясна. Оставалось выяснить, является ли Аделина Карловна его невольной пособницей или сознательной помощницей. Для этого Найденов должен был принести на квартиру Бураго точный дубликат стаканчика с крышкой и оставить его на столе. Если и эта приманка побывает в руках дворника — роль экономки станет ясной.
Найденову не раз приходилось, заработавшись до поздней ночи с Бураго, оставаться у него ночевать. Он был в полном смысле слова своим человеком в доме. И потому, когда он пришел и заявил, что ему нужно поработать в кабинете Александра Ивановича, Аделина Карловна ничуть не удивилась.
Ночью Найденов оставил на столе Бураго дубликат стаканчика, приметив, как именно он стоит. Кроме того, на поверхность стаканчика были нанесены недоступные простому глазу метки, по которым сразу можно будет судить, проделывали ли над сосудом какие-нибудь манипуляции.
Утром, проснувшись на диване в кабинете Бураго, Найденов нашел свое платье и ботинки тщательно вычищенными заботливой рукой Аделины Карловны. В столовой на белоснежной скатерти сверкал кофейник, аппетитно пахли свежеподжаренные гренки.
Как только Найденов ушел, за квартирой было установлено тщательное наблюдение.
В институте Найденов нашел радиограмму от Бураго. Старик сообщал, что вылетает. Радиограмма была составлена в таких выражениях, что Найденов понял: у старика успех. И действительно, едва появившись в кабинете, Бураго весело крикнул:
— Ну, поздравляйте!
— Победа?
— Еще не совсем, но путь ясен. Ясен, ясен, как день! — оживленно потирая руки, повторял Бураго. — И ведь, черт его возьми, этого вашего приятеля: неплохая у него голова. Ей-богу, отличная голова! Конечно, это еще не законченный ученый, не хватает настоящих знаний, плоховато с методикой, но зато есть полет мысли. Они с Валентиной — прекрасная пара.
Заметив, что при этих его словах лицо Найденова отнюдь не выразило счастья, Бураго рассмеялся:
— Не бойтесь! Это в чисто научном смысле. Ее знания плюс смелость его фантазии!.. Право, он молодец. Знаете, над чем сейчас пыхтит? «Раз, — говорит, — лак, уже дающий хорошие результаты во всех условиях освещения, может работать лишь в подогретом состоянии, значит, надо подогревать его на поверхности судна». — «Но ведь это же химера, — говорю ему, — корабль не самовар. Нельзя же держать его все время горячим». И вот тут-то, милостивый государь мой, я и понял, что золотая голова у вашего друга: «Надводный корабль мы пока и не сможем подогревать, а подводный, пожалуй, можем». — «Позвольте, — говорю, — на подлодке каждый ватт в десять раз ценней, чем на любом другом корабле киловатт! А вы собираетесь расходовать тысячи киловатт на прогрев стенок лодки. А зимой, в ледяной воде?» Честное слово, в первый момент мне стало даже немного обидно, что человек, называющий себя физиком, да еще к тому же моряк, говорит такие вещи! А он, не смущаясь, режет: «Мне совершенно безразлична температура забортной воды. Важен только ее состав. Если я сумею найти для лака такой ингредиент, который, вступая в энергичную реакцию с морской водой, практически не будет расходоваться в сколько-нибудь ощутимом количестве, то при погружении в воду мой лак тем самым и будет подогреваться и…» И тут, честное слово, я не дал ему договорить: облапил, как медведь, расцеловал. Ей-богу!.. Если бы у товарища Житкова была лучшая теоретическая подготовка, я был бы ему нужен, как телеге пятое колесо. Он и без меня решил бы все до конца. Но тут-то вот и понадобился старый факир. Мы все трое три дня не выходили из лаборатории. И что вы думаете? Осталось сделать последний шаг. Решение вертится вот тут, перед носом, как назойливый комар ночью. Гудит, а поймать не могу. Но я его изловлю. Непременно изловлю! Не сегодня, так завтра.
Найденов посвятил профессора в историю с дворником и рассказал о приманке в виде стаканчика, поставленного на письменный стол. Бураго пришел в ярость от одной мысли о предательской роли экономки. Ехать домой он отказался, и Найденову пришлось вечером отправляться к нему на квартиру одному.
К своему удивлению и почти разочарованию он увидел, что ни одна из сделанных им меток на столе и на стаканчике не тронута. Силки оказались пустыми. Но если Найденова это огорчило, так как сбивало со следа, казавшегося уже найденным, то старый профессор искрение обрадовался. Он вернулся домой и, расхаживая по пустой квартире, в полный голос распевал свои излюбленные русские песни…
К ночи Бураго заперся в кабинете и углубился в работу. Найденов уехал в институт. Весь следующий день они не виделись, каждый работал у себя.
Около полуночи в кабинете Найденова раздался телефонный звонок.
— Нашел! — радостно крикнул в телефонную трубку Бураго. — Честное слово, все найдено. Сейчас приду к вам.
— Высылаю машину, — сказал Найденов.
— Нет, не нужно! — запротестовал старик. — Хочу немного прогуляться. Через час буду у вас.
Бураго взял тяжелую трость и спрятал в нее листки заметок. Рядом с ним, как всегда, следя за каждым движением хозяина и словно понимая важность происходящего, сидел Тузик.
— Тоже засиделся, старик? — ласково сказал Бураго. — Хочешь прогуляться?.. — Он надел на собаку тяжелый ошейник. — Пошли, старина!
Весело напевая, Бураго направился в прихожую. Оттуда на всю квартиру загремел его бас:
— Аделина Карловна, мы пройдемся с Тузиком, затем — в институт. Вернемся, наверно, очень поздно. Не ждите нас!
Заспанная экономка затворила за ними дверь.
Часа через два в кабинете профессора зазвонил телефон. Аппарат долго посылал в темноту пустой комнаты звонки. Умолк, снова зазвонил, еще настойчивее. Наконец Найденову, находившемуся у другого конца провода, ответил голос Аделины Карловны:
— Я слушаю, алло!
— Александр Иванович дома?
