— Подберем паруса, дядя, — предложил Корнелиус.
— Хорошо, это разумно. Помогите мне, и ты пойди сюда, Лю-Ханг. Главный парус джонки был и вправду слишком велик; резкие
удары шквала могли накренить джонку настолько, что волны перекатывались бы через борт. Капитан и Ханс поспешно принялись за уборку главного паруса, а Корнелиус и Лю-Ханг спускали все остальные паруса. Благодаря этой предупредительной мере, значительно уменьшившей силу забираемого ветра, джонка, до сих пор кренившая на правый борт, выпрямилась, но внезапно снова накренилась, а со стороны трюма послышался странный шум.
— Это что такое? — вскричал капитан, явно встревоженный. — Вы слышали?
— Да, — ответил Корнелиус. — Нет ли кого в трюме?
— Может быть, там спрятались австралийцы?
— Мы обнаружили бы их присутствие, когда выбрасывали балласт.
Но лишь только капитан произнес эти слова, как его лицо покрылось смертельной бледностью.
— Дядя, что с тобой? — одновременно воскликнули оба юноши. Но капитан не ответил им. Сломя голову, он бросился к корме, крича на ходу Ван-Горну.
— Ван-Горн! Посмотри, не слишком ли глубоко джонка сидит в воде.
— Что вы говорите, капитан?
— Проверь линию осадки: не глубже ли сидит корма, чем нос. Ван-Горн перегнулся через поручни. Сдавленный крик вырвался у него:
— Течь! Капитан, джонка дала течь! Корма погрузилась на целый метр. Вода покрыла весь руль.
— Корнелиус, Ханс, Лю-Ханг! — вскричал капитан. — Живее за мной — в трюм. Судьба нас преследует!
Все четверо бросились вниз. Невыразимая тревога сжимала их сердца. Только что они спаслись от дикарей и считали себя в безопасности, а теперь море грозило им бурей, а джонка — течью.
Добежав до последней ступени трапа, они остановились. Ван-Сталь шел впереди; он ступил в воду.
— Огня! — закричал он.
Лю-Ханг с быстротой кошки взбежал по трапу и через минуту снова появился внизу, держа в руках зажженный фонарь. Капитан выхватил у него из рук фонарь и осветил им трюм.
— Трюм затоплен! — вскричали Ханс и Корнелиус.
Трюм был полон воды; она перекатывалась с борта на борт и разбивалась у основания мачт. Как она проникла в трюм? Неужели это проклятое суденышко дало течь? Но отчего? Может быть, доски днища расшились или разбились при посадке на мель?
Ван-Сталь, бледный, пораженный, озирался по сторонам, ища глазами место пробоины.
— Дядя, — робко спросил его Корнелиус, — можно еще спасти джонку?
— Нет, слишком поздно — Глухо ответил Ван-Сталь.
— У нас есть насос.
— Но здесь не меньше пятидесяти тонн воды…
— Если бы нам удалось заделать пробоину…
— А ты знаешь, где она?
— Нет, но ее можно найти. Пока воды тут не больше чем на метр.
— Тише…
Капитан насторожился, прислушиваясь. В кормовой части слышался плеск, будто исходивший от притекающей струи воды.
— Вот где она, пробоина! Лю-Ханг, спустись вниз и проберись туда.
— Куда? К ахтер-пику? — спросил малаец, сбрасывая с себя свой балахон и широкие штаны.
— Да, в самой глубине трюма на левом борту.
Малаец, вооружившись фонарем, решительно вошел в воду и направился в ту сторону, куда ему указал капитан. Было видно, как он нагнулся, опустил в воду руку, внимательно пошарил вокруг себя и затем бегом направился назад, рассекая с силой перекатывавшуюся с борта на борт воду.
— Капитан, — крикнул Лю-Ханг, — кто-то погубил вас.
— Что ты сказал?..
— Кто-то пробил дыру в днище…
— Пробил дыру?
— Да! Я нащупал рукой еще торчащий в дереве топор…
— Но кто это мог сделать?
— Не знаю, капитан. Может быть, дикарь, ваш пленник?
— А, негодяй! — вскричал Ван-Сталь. — Да, это он! Теперь я понимаю: после того как он разрубил якорные цепи, он сделал пробоины в джонке, чтобы не дать нам уплыть. Дыра велика?
— Длиной с мою руку и широка, широка…
— Тогда никакой насос не поможет. Нет возможности уменьшить приток воды. Теперь нечего делать. Мы погибли!
Все вернулись на палубу..
Над заливом спустилась ночь Море было мрачно. Высокие, глубокие валы с желтой пеной на гребнях со стоном вырастали с юга и разбивались о борта джонки, которая трещала под их ударами. Как будто спущенные с цепи ветры рычали и свистели на все лады между снастями: они трепали паруса, теперь беспомощно повисшие. Вдалеке, со стороны земли Арнема, молнии разрывали небо; гремел гром.
Волны, перекатываясь через борт, разбивались на палубе судна и с яростным визгом растекались по ней.
Ван-Горн все стоял у румпеля, прямо, не сгибаясь, выдерживая все удары урагана.
— Ван-Горн, — тихо сказал капитан, подходя к нему, — джонка тонет…
— Тонет?!..
— Дикарь прорубил днище; вода вливается потоком.
— О, разбойник! Что же делать, капитан? Если бы берег был близко, мы попытались бы достичь его и выброситься на мель…
— Земля Торреса очень далеко от нас, а джонка через полчаса пойдет ко дну.
— Может быть, мы успеем сколотить плот?
— Времени хватило бы, но при такой буре мы не в состоянии будем спустить его.
— Не пересесть ли нам в шлюпку?
— Так и придется сделать.
— Да она не выдержит такой бури…
— Она должна выдержать! Только не падай духом, тогда мы выдержим и не такую бурю. Но надо действовать, и скорей. Пока мы только висим над пропастью.
— Спускать шлюпку, капитан? Только бы не забыть оружие и снаряжение; мы ведь не знаем, куда нас выбросит море.
— Будь спокоен: оружие погрузят в первую очередь. Ханс, Корнелиус, Лю-Ханг, за мной!
Действительно, положение ловцов трепанга было ужасно.
Вся команда и рыбаки, кроме Лю-Ханга, попали в руки австралийцев; на глазах всего экипажа дикари разгромили склад голотурий, представлявший для них целое состояние; хотя сами моряки, правда, спаслись на джонку, но все это для того, чтобы снова, как оказалось, очутиться на краю гибели и ждать момента, когда их поглотит море.
Если бы море было спокойно, как во все дни лова, моряков не смутила бы гибель джонки, которой и управлять было трудно с такой малочисленной командой, да еще в малоисследованных моряками водах, усеянных подводными рифами. Их не страшило и то, что они находились против берегов, населенных дикими племенами.
Но пуститься в простой шлюпке по морю, взбаламученному ураганом, — это могло устрашить и заставить отчаяться самых смелых и отважных.
Разве это хрупкое суденышко, едва достигавшее семи метров длины и поднимавшее в лучшем случае шесть тонн, могло сопротивляться ударам валов, неистовству ветров?
Такие мысли бились в мозгу и мучили капитана и штурмана, издавна уже привыкших к превратностям жизни моряка. Но как бы ни были безнадежны эти мысли, оба морских волка держали себя спокойно и уверенно, чтобы не волновать своих и без того напуганных молодых спутников.
