– Не-е, – задумчиво возражал первый, – я не любую представляю. Я вон в Куюс дважды сматывался, натянул там одну…
– Это когда ж? Это кого ж?
– Было дело… Она и так вертелась и эдак, всю её спользовал, но только я после неё во сне опять Люську видел, – гнул своё первый солдатик.
– Может, у тебя любовь? Ну и феня! У меня так сеструха старшая по одному дурику вздыхала. Он ей по пьяни сколько раз рожу в кровь долбал, а она всё одно под него стелилась… Любовь! Он ей в глаз, а она ноги раздвигает! Смех и только. Я мелкий тогда был, они меня за человека не держали, в открытую всё делали, не таились. А я уж всё понимал. Вот нагляделся тогда…
– Эй, служивые, – негромко сказал Дагва, поглядывая через плечо, – однако давайте-ка голосите потише.
– Что так, командир?
– Мы уже ко Второму Лагерю подъезжаем, – пояснил милиционер.
– Интересно, долго мы его ловить будем, шизоида этого?
– А тебе как охота? – серьёзно спросил Дагва.
– Мне – чтобы не сразу закончилось. В казарме-то скукотища ведь. Тут мы на воле, хорошо здесь, офицерьё мозги не дрючит, по плацу не гоняют до одури.
– Ты, похоже, развлекаться поехал, а? – улыбнулся Дагва.
– А то нет? Развлекаться тоже. Всё подальше от казармы…
Внезапно они остановились, собака зарычала, оскалив клыки, натянула повод. Впереди лежало нечто.
– Что это? – вырвалось у одного из солдатиков.
– Труп, – ответил Дагва и спрыгнул с лошади, внимательно осматривая ближайшие кустарники.
– Кровищи-то сколько, – выдохнул второй солдат, разглядывая лежавшего посреди тропы мёртвого Павла Коршунова.
– Вчерашний труп, – заключил Дагва, наклоняясь над покойником, – холодный совсем, кровь вся почернела, засохла. Вот вам и развлечение. А ну, кто-нибудь помоги мне забросить его на лошадь.
– А куда мы его?
– На базу. Туда, где ещё труп лежит. Этот сумасшедший там уже уложил кого-то. Потому я и просил вашей помощи. Он же может хоть сейчас шарахнуть по нам. Может, пока мы ехали, ещё что-нибудь произошло… Давай, давай, забрасывай его поперёк. Привезём им подарочек. Вот удивятся-то. Да оттащи ты свою псину…
– Чё это ему с головой-то учудили? Гляньте-ка, кожа сорвана с затылка…
– Я же говорю вам, – ответил Дагва, – что дело не шуточное. Солдаты поспешили взять автоматы на изготовку, лязгнули затворы.
– Поехали дальше, – распорядился Дагва, усаживаясь верхом и упираясь коленями в окоченевший труп Павла. – Нам не очень далеко теперь…
Минут через тридцать они выехали к избушкам.
– Эй! – вышел им навстречу быстрым шагом Олегыч, держа в руке дробовик. – Наконец-то!
Следом за ним из дома вышли туристы.
– Однако принимай гостей, Олегыч! – выкрикнул Дагва, выезжая на открытое пространство. – Мы с грузом. Был у вас один труп, теперь будет два.
Увидев переброшенное поперёк милицейской лошади мёртвое тело, Олегыч нахмурился:
– У нас и так два покойника, с вашим будет три. Это кого же вы привезли? Где подобрали?
– Недалече, – Дагва спрыгнул с коня, придерживая болтающийся под локтем автомат. – Ему всё брюхо картечью разворошило. Вдобавок зачем-то с затылка кожа срезана с волосами. Наверняка дело рук вашего психа.
– Да, Пётр разбушевался. Вчера вечером подкрался к нам и задал нам шороху. Хорошо, что Сергей приметил его, иначе он нашмалял бы тут не на шутку.
– Да и так уж не до шуток, – Дагва стащил покойника с седла и тяжело бросил на землю. – Где у вас тут трупы лежат? Куда этого девать? Подсобите-ка мне.
К нему подошли Олегыч и Сергей Лисицын.
– Знакомьтесь, – сказал Олегыч.
– Дагва Хайтювек, – протянул руку лейтенант, и Сергей ответил крепким пожатием, назвав своё имя. Лейтенант указал на всё ещё сидящих верхом солдат: – Кабы знать, что у вас настоящая война развернулась, я бы настоял, чтобы мне больше людей выделили. Однако теперь придётся обходиться тем, что есть. Хорошо, что хоть двоих дали… У них там в части свои трудности. Поступило сообщение, что два браконьера застрелили старшего инспектора. Так что солдат пустили по нижней долине им наперерез.
– Два браконьера? – переспросил Сергей и наклонился над мёртвым Павлом.
– Да, – кивнул Дагва, – братья Коршуновы. – Сообщили, что они опасны, так что пришлось поднять три взвода, чтобы перекрыть путь на Куюс.
– Вот вам один из Коршуновых, – указал на покойника Сергей.
– Это Коршунов? – удивился лейтенант.
– Павел Коршунов. Они у нас тут откушать изволили, – пояснил Олегыч. – Назвались охотниками, якобы заплутались в грозу. Затем драка случилась, и они смылись, прихватив двух лошадок. А по дороге, видать, наткнулись на Петра. Получается, что военные не там дорогу им перекрыли.
– Однако тут у вас всё закрутилось, – покачал головой Дагва Хайтювек и повернулся к солдатикам. – Слазьте, отдыхать будем, думать будем, решать будем.
Пареньки с радостью исполнили приказание и стали разминать затёкшие ноги.
– Устали? – обратился к ним Сергей.
– Притомились, есть малость, – охотно кивнул один из рядовых.
– Сейчас чаю напьётесь, – подбодрил Лисицын, – а барышни наши что-нибудь поесть сварганят.
– Пошамать не мешало бы, – улыбнулся второй солдатик, перебрасывая за спину автомат. – И собаку покормить надобно.
– Перепугались небось, когда Павла нашли? – спросил Сергей.
– Было такое, – смущённо улыбнулись они. – У него затылок откромсан, рожа в крови, брюхо навыверт, всё почернело, мухами облеплено.
– Сергей! – позвал Олегыч. – Айда в хату!
– Мертвецов хоронить надо, откладывать нельзя, – решительно сказал Дагва, неторопливым взглядом обводя собравшихся в избе. – Они смердеть начали, разлагаются. Вы там хвою жжёте, чтобы запах перебить, но это ещё сегодня поможет, а затем вонища станет такая, что тут не усидеть будет. Грязь начнётся, болезнь будет. А вам отсюда уходить нельзя, покуда мы вашего психа не скрутим. Тут хоть за стенами укрыться можно, а по дороге он обязательно кого-то ещё положит.
– Да мы и не двигаемся никуда, – согласился Олегыч, сидя в двери таким образом, чтобы обозревать открытое пространство турбазы; на коленях у него лежало ружьё. – Куда нам с женщинами под пули? Жаль, что вас мало приехало.
– Я объяснил, – проговорил Дагва, – поступила информация о Коршуновых.
– Наш Пётр не просто псих, – простонал из дальнего угла профессор Митькин. – Он не может считаться сумасшедшим. Он в действительности вовсе не сошёл с ума. Он переродился!
– Я не понимаю, – Дагва посмотрел на Митькина и снял фуражку, протирая вспотевшую голову, – о чём речь?
– Пётр проглотил лекарство, – сказал Лисицын и тут же поправил себя, – то есть не лекарство, а препарат, очень сильный препарат, под воздействием которого в нём произошли колоссальные изменения.
