Затаившись в темноте и по-прежнему зажимая рот Никки, Шон высвободил другую руку и ткнул Изабеллу лицом в песок. Белое лицо светится в ночи, как полированное зеркало.
Из кабины грузовика выскочил человек; он подбежал к завалу, быстро осмотрел его, затем повернулся и что-то скомандовал. С десяток партизан в маскировочной форме высыпали из кузова машины и стали растаскивать стволы деревьев.
Пока они расчищали путь колонне, свет от фар падал прямо на лицо их предводителя, отдававшего приказы. Изабелла чуть приподняла голову и отчетливо рассмотрела его черты. Она моментально узнала его. Да, это лицо трудно было забыть. В последний раз она видела этого человека в небольшом фургоне на месте пассажира, а вел этот фургон не кто иной, как ее единоутробный брат, Бен Африка. Ехали они в гости к Майклу Кортни. Это был, пожалуй, самый красивый негр из всех, кого она когда-либо встречала, высокий, с царственной осанкой и свирепыми, как у ястреба, глазами.
Он повернул голову и какое-то мгновение, казалось, смотрел прямо на нее. Затем он вновь перевел взгляд на своих людей, оттаскивающих бревна с дороги. Как только путь освободился, он тут же направился к кабине грузовика, залез в нее, захлопнул за собой дверцу, и головная машина с ревом устремилась вперед.
За ней последовала вся колонна. Когда фары последней машины промелькнули мимо них, Шон сунул Никки под мышку, поставил Изабеллу на ноги и поволок ее обратно к реке.
Пока маленькая флотилия спускалась вниз по реке, Шон, сидевший в головной лодке, крепко держал Николаса за шиворот. Зарево от горящего лагеря подсвечивало нижнюю кромку облаков, и даже рокот подвесных моторов не мог заглушить доносившиеся оттуда крики и автоматную стрельбу.
— В кого они так стреляют? — спросила Изабелла, тесно прижимаясь к Шону, чтобы согреться.
— Наверное, в тени, а, может быть, друг в друга, — он тихо рассмеялся. — Дайте перепуганному клиенту автомат, и никто на свете не сравнится с ним в умении зря переводить боеприпасы.
Бегущее к морю течение быстро вынесло их через устье в лагуну. Эсау Гонделе, оглядев окрестности в свой прибор ночного видения, заметил на воде белый след от другой флотилии надувных лодок, возвращавшейся с побережья лагуны. Они одновременно достигли прохода в рифах и, выстроившись в цепочку, направились в открытое море.
Ярко-желтый «Лансер» показался в окулярах ночного бинокля на расстоянии полумили.
Как только последняя лодка была поднята на борт по кормовому скату траулера, он запустил двигатели и помчался в открытый Атлантический океан.
Шон повернулся к Эсау Гонделе.
— Доложите о потерях, старший сержант Гонделе.
— Мы потеряли одного человека, майор Кортни, — столь же официально ответил тот. — Джерми Масогу. Мы привезли его с собой.
Скауты всегда выносили своих мертвых с поля боя.
У Шона привычно защемило сердце; еще один отличный парень погиб. Джерми было всего девятнадцать лет. Шон собирался повысить его в чине. Теперь он горько сожалел, что не сделал этого раньше. Увы, загладить вину перед мертвым невозможно; надо думать о живых.
— Трое раненых; ничего серьезного, вполне сгодятся для сегодняшней вечеринки.
— Положите Джерми в холодильную камеру, — распорядился Шон. — Мы отправим его домой, как только прибудем в Кейптаун. Хоронить будем всем полком, со всеми почестями.
Когда они были еще в двухстах милях от Тейбл Бей, Сантэн Кортни выслала свой личный вертолет за Шоном, Изабеллой и Никки. Почтенной леди не терпелось поскорее увидеть своего правнука.
Рамон вцепился в корни мангрового дерева, чтобы не дать себя унести сильному течению, которое стремилось в океан через воронкообразное устье реки. Жесткая кора была усеяна острыми, как бритва, ракушками пресноводных мидий; они впивались в его ладони, но он не чувствовал боли. Он неотрывно смотрел на противоположный берег реки. Пламя горящего лагеря отражалось в воде, покрывая ее темную поверхность золотистыми бликами, похожими на огромные соверены.
Лодки прошли всего в пятидесяти футах от того места, где он стоял по подбородок в грязной илистой воде, укрывшись в тени мангровых деревьев. Тихое жужжание их моторов едва нарушало ночное безмолвие. Он видел лишь неясные очертания трех темных бегемотоподобных силуэтов, которые быстро пронеслись мимо него, влекомые попутным течением, к устью реки и дальше, в открытое море — но ему вдруг померещилось, что в головной лодке он разглядел маленькую фигурку, намного меньше, чем остальные, облаченную в светлую тенниску.
И только теперь, в тот самый момент, когда он терял его навсегда, он понял, что, в конце концов, был просто отцом, таким же, как и миллионы других. Впервые в жизни он открыто признал свою любовь и, более того, свою зависимость от кого-то. Да, он любил своего сына и потерял его. Он громко застонал от невыносимой душевной муки.
Затем ярость вскипела в его крови, страшная, беспредельная ярость, и испепелила в нем все прочие чувства. Эта ярость была направлена против всех, кто, так или иначе, был повинен в его утрате. Он смотрел невидящими глазами в черную пустоту, поглотившую его сына, и священное пламя мести с каждой секундой все сильнее разгоралось в его сердце. Ему хотелось выплеснуть им вслед все, что бушевало сейчас у него внутри. Ему хотелось осыпать проклятиями эту женщину, ругаться, кричать от злобы и отчаяния, но он вовремя сдержался. Нет, ему это не пристало. Отныне он должен быть холоден и неуязвим, как сталь. Все его действия должны направляться точным ледяным расчетом.
Первым делом он подумал о том, что навсегда утратил свою власть над Красной Розой. С этой минуты она больше не представляла никакой ценности ни для него, ни для дела. Теперь она заплатит за все. Он знал, как уничтожить ее и всех, кто ее окружает. Смертоносное оружие уже выковывалось в его мозгу; оставалось лишь обнажить клинок.
Он оттолкнулся от ствола мангрового дерева и поплыл на другую сторону; он плыл не спеша, расслабленным брасом, позволяя течению сносить себя в излучину реки, где находился лагерь. Вскоре дно стало полого подниматься, он коснулся ногами песка и побрел к берегу.
Рейли Табака поджидал его у обуглившихся руин центра связи. Рамон быстро влез в одолженные ему брюки и куртку; волосы его были еще влажными, голова покрывалась коркой высохшего речного ила.
Забрезжил рассвет, серый от дыма, который все еще клубился над разгромленным лагерем. Люди Рейли Табаки вытаскивали трупы из-под обломков строений и укладывали их в длинный ряд под соседними пальмами. Все они застыли в позах, в которых встретили свою смерть. Это напоминало некий чудовищный театр абсурда.
