— Откуда ты… Саша, не пугай меня!
— Птица Бену, Феникс… — пробормотал телохранитель. — Гелиополь на берегу изумрудного Нила… Великий был город…
— Саша! Откуда ты знаешь о моих снах?
Он тихо засмеялся, на какой-то миг покрепче прижал ее к себе, слегка встряхнул за плечи:
— Да не знаю я ничего… Я разве похож на шварцевскую Тень? Стереотипный сон, вот и все…
— Мне такое не снилось никогда раньше. И уж тем более не повторялось при каждом удобном случае! И не нужно опошлять все это Фрейдом и Юнгом… и прочим психоаналитическим вздором…
— Я, вроде, не опошляю… Фрейда ты сама вспомнила…
Рената непокорно вздернула подбородок:
— Мне кажется, этот сон — подсказка…
— Вся жизнь — шарада, ребус… А ключи к разгадке разбросаны где угодно. Главное — подобрать нужный среди похожих фальшивок…
— Ты сейчас говоришь, как… тот… ну, в моем сне… на радуге…
— Угу… И много я говорил на Радуге?
Девушка снова с подозрением уставилась на него: шутит или нет. Улыбается как-то непонятно. Странный он все-таки… Саша подержал в ладони прядь ее волос:
— У тебя волосы — иногда как огонь, иногда как полынный мед. Очень красивые.
Рената грустно усмехнулась:
— Ты не видел меня в лучшие времена. Сейчас я растрепа…
— Когда-нибудь ты вспомнишь эти свои слова и подумаешь, что это и были самые лучшие времена… Когда все… закончится…
— Хорошо бы… — ей уже не верилось, что этот длящийся уже три дня кошмар когда-нибудь закончится. — Сколько тебе лет, Саша?
Он прищурился, отпустил ее, вынырнул из-под куртки, потянулся к огню и взял из костра полыхающую головешку, чтобы прикурить.
— Тридцать два.
— Ты кажешься старше… Нет, не внешне. Внешне — наоборот… Я вот сейчас сижу и пытаюсь представить тебя в детстве, в юности. И не могу. Странно ведь?
— Да нет, бывает…
Он посмотрел на бутылку. Рената, сама того не замечая, уже успела опустошить ее на четверть. Недаром у нее начал заплетаться язык — пока еще мило и очаровательно… Саша закрутил пробку и отставил коньяк в сторону:
— Достаточно. Нам скоро ехать, не нужно напиваться…
— Строгий, как Даша! — поморщила нос Рената.
Телохранитель опустил глаза. Такое выражение, какое было только что у него, действительно иногда появлялось на лице телохранительницы. Сходство, которого прежде Рената никогда не улавливала: слишком уж Дарья и Саша были разные…
— Саша… а когда все это закончится… мы будем видеться? Хотя бы иногда? Или ты уедешь?
Саша осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее разлохмаченных ветром волосах:
— Не знаю…
А хмельное эхо отозвалось в душе Ренаты: «Знаю, знаю, знаю!..»
Вернувшись из командировки, Николай обнаружил в почтовом ящике повестку. Его приглашали явиться в РОВД Центрального района. Завтра, восьмого октября. Время, проставленное в повестке, было не слишком удобно ему, но все же молодой человек перенес две встречи и выкроил «окно». Надо узнать, в чем дело.
Однако его просветили об этом уже вечером накануне. Очередная заботливая пассия Ника приехала, чтобы помочь ему с подготовкой ко дню рождения (Гроссману завтра исполнялось двадцать девять) и с порога поделилась дурной новостью:
— Ник! Ты слышал, что произошло у твоей Сокольниковой и ее папаши?!
Будучи вместе, Рената и Николай почти всегда называли друг друга по фамилиям. Ласковые обращения «ладонька» или «куколка» супругу бесили, и он употреблял их лишь в том случае, когда хотел ее позлить. Поэтому окружение «сумасшедшей парочки» быстро переняло привычку звать их Гроссманом и Сокольниковой.
Ольга поведала о страшных событиях, случившихся в семье Колиного тестя. Сам Полковник (такое прозвище было у Александра Сокольникова в среде компаньонов и врагов) был убит в собственной машине, дочка исчезла.
— Ходят слухи, что ее похитили! — добавила подружка. — У нас уже многие побывали в прокуратуре или где там еще допрашивают? В общем, давали показания…
Николай встревожился. Криминальные «разборки»? Скорее всего. Тесть был птицей высокого полета. А при чем здесь Ренка? Вряд ли она в курсе отцовских дел, для чего ее похищать? С целью шантажа? Но шантажировать кого, если Александр Павлович убит? Может быть, убита и она, просто еще не нашли труп?
Гроссману стало не до дня рождения. Он извинился перед Ольгой, попросив ее уехать, затем обзвонил потенциальных гостей и отменил завтрашнюю встречу. У его приятелей было принято вламываться друг к другу без приглашения, потому что почти все были знакомы с младых ногтей и презирали церемонии. Ребята, узнав, что отмечания не будет, выразили соболезнования, добавляя, что и сами хотели ему позвонить и отказаться от приезда. «Угу… — подумалось Николаю. — То-то никто не позвонил, не сказал, кроме «тимуровки»-Ольги. Молодцы… Но понять их, в принципе, могу…» Ему тоже не захотелось бы выступить в роли гонца, несущего дурные вести.
Утро тоже началось со звонков. А когда Гроссман собирался выезжать, из Одессы позвонила еще и мать.
— Шо у тебя постоянно занята линия? — приступила к допросу Роза Давидовна. — Ты не знаешь — тебя будет поздравлять мама?! Как ты себя имеешь, Коля?
— Твоими, Роза, молитвами.
— Мои молитвы таки иссякают, когда я думаю, как ви там живете! Шобы я еще раз говорила с твоим автоответчиком?! Дай мне твою жену, я имею, шо ей сказать!
Мадам Гроссман не знала об их разладе.
— Роза, дело в том… ее как раз сейчас нету дома!
— Скажи, шобы набрала меня, когда будет! Вы ждете, когда Роза сдохнет, и приедете только на ее могилу?
— Спасибо за приглашение, мама, но сейчас нету возможности приехать.
— У вас, Колюня, никогда не будет возможности приехать, потому шо ты неблагодарный поц! Шоб ты знал, твой отец умывается слезами в своем гробу!
Николай торжественно поклялся матери приехать при первом удобном случае и сбежал. Роза Давидовна умела давить на людей даже по телефону и частенько приводила душевное состояние покойного мужа в качестве веского аргумента. Причем — с полной серьезностью. Несмотря на то, что Алексей Гроссман был старше нее на двадцать четыре года, Роза до сих пор не только почитала супруга, но и любила. По-своему, разумеется.
В назначенный час Николай прыгнул в свой «фордик» и помчался на Мичурина. Как всегда в это время дня, Красный проспект изобиловал автомобильными «пробками». Теперь вдобавок — вереница обесточенных троллейбусов…
