Николай внимательно разглядывал бородача. Разглядывал и радовался: «Вот они и нашлись, родственники убиенного». Купец был благообразный, как патриарх: строгое, немного суровое лицо, высокий лоб. И только во взгляде его плутоватых глаз светилась хитринка.
— Проходите ко мне, — пригласил делегацию Николай. — Дежурный, пропустите старцев.
Николай предложил купцам сесть.
— Покорнейше благодарим, мы постоим, — ответил за всех бородач. — Позвольте исполнить последнюю волю усопшего. При жизни брат Егорий объявил нам, что все движимое и недвижимое имущество он завещает в пользу общины.
Николай насторожился.
— Покойный собственноручно составил завещание. Вот оно. — Купец сунул руку за пазуху, и Трошин услышал, как захрустела бумага. И вот уже плотный зеленоватого цвета лист с водяными знаками лег перед ним на стол. Завещание было заверено подписями и печатями.
— Хорошо, граждане купцы, мы подумаем, завещание оставьте, — пообещал Николай.
Купцы оживились, довольно закивали головами.
— Мы перед вами в долгу не будем! Возьмите-с пока задаточек. — Бородач бережно положил перед Трошиным золотой крест. — Золото, оно при любой власти власть имеет!..
Глаза у Николая озорно заблестели. Он рывком схватил крест и поднял его над головой. Бородач испуганно попятился. Воцарилась неловкая тишина. Николай сделал вид, что взвешивает в руке драгоценность.
— Тяжелый, не меньше фунта!
— Фунт с четвертью, — уточнил бородач.
В кабинет вошел Андрей.
— Купцы, — Трошин кивнул в сторону посетителей, — добровольно, — он сделал ударение на последнем слове, — решили поддержать советскую милицию. Принесли золото. Пиши расписку.
— Чудно! — Андрей вопросительно посмотрел на купцов, взял чистый лист и приготовился писать.
Трошин подождал, пока он разложит бумагу, поднялся, расправил ремень и продиктовал:
— «Расписка начальника Тверского комиссариата. Дана в том, что мною, комиссаром Трошиным, принято от купца золото в виде креста весом в фунт с четвертью». Написал? А теперь дай я распишусь. Все! Это вам, господа купцы. — Николай протянул бородачу расписку. — Теперь, Андрей, пиши постановление о передаче в ревком ихнего подарка.
Когда документ был написан, Николай снова позвал купца:
— Ну, борода, расписывайся! Насчет завещания денька через два наведайся! За золото спасибо.
Купцы низко поклонились и, держа картузы в руках, один за другим гуськом вышли из комнаты. Николай прикрыл дверь, спросил у Андрея:
— Слушай, может, ты знаешь, какие законы были раньше касательно духовного завещания?
Андрей пожал плечами.
— Конкретно по завещаниям ничего не читал, а вот недавно прочел в одной книжке, что воля усопшего выполняется всегда. У купцов завещание не поддельное?
— Не поддельное, бумага вот она, печати с орлами… Да ведь тот орел уже не указ!
— Я, Николай Александрович, так думаю. Орлы, конечно, нам не указ, но печати — вещь серьезная. Наше с вами дело Американца ловить, а мы религией занялись. Это дело поповское, а не гражданское. Я уже кое-что узнал об Американце, — зашептал Андрей. — Хитрая бестия, на трех квартирах живет. Надо бы взять его.
— Может, ты и прав, — согласился Трошин. — Пусть купцы забирают по завещанию, ценностей особых я там не видал.
И от того, что решение было уже принято, Николай с облегчением вздохнул:
— Пойдем в егоровский особняк, снимем пост.
В особняке Трошина ждал человек. Был он массивен, тяжел телом, но шумлив и подвижен. Левой рукой незнакомец держал трость с набалдашником из слоновой кости, в правой были коричневые перчатки. Господин подкатил к Трошину, мило улыбнулся. Снял шляпу, небрежно бросил ее на кресло, стоявшее у конторки, кинул в шляпу перчатки и представился:
— Владелец антикварного магазина на Арбате — Губерман. Прослышал, что после покойного остались кое-какие древние вещицы: книжицы, иконы, одним словом, вещи, дорогие сердцу любителей старины. Так вот, они никому не нужны, а я бы хотел купить их у Советской власти… Деньги дам немалые.
Третий день Андрей по поручению Трошина сидел в особняке и описывал вещи покойного. Ему помогали сотрудники публичной Румянцевской библиотеки: молчаливая, строгая, лет пятидесяти женщина и молодая хохотунья Катя Жигалова — большеглазая, с тяжелыми косами и смуглым монгольским лицом. Предложение Губермана насторожило Николая и вынудило отказаться от первоначального решения — исполнить волю покойного.
Библиотекарши отнеслись к делу с энтузиазмом. Особенно радовалась девушка.
Серафима Максимовна, так звали старшую, то и дело говорила:
— Катя, разве можно так шуметь? Бог знает что подумают о нас мужчины…
Катя улыбалась, на какое-то время умолкала.
— Неповторимо, прелесть! — через минуту снова восхищалась девушка. — Нет, вы только посмотрите, товарищ Иванов! Даже представить себе не можете, какие книги держим в руках! Это же сокровище!
Иванов подносил книги, слушал Катю, улыбался ей и говорил:
— Смотрите, как бы этими бриллиантами печки не пришлось разжигать!
— Смейтесь, смейтесь, — сердилась Катя. — Смеется тот, кто смеется последним!
Список икон получился небольшой, но зато над описью книг пришлось потрудиться: их было около трех тысяч. Серафима Максимовна диктовала все новые и новые названия. Круглым красивым почерком Катя записывала книги. Девушка сидела перед стопой книг, натянув на острые девичьи колени старенькое голубое платье, бережно брала в руки очередной том и торжественно вслед за Серафимой Максимовной повторяла:
— «Евангелие Христово»! А вы, товарищ Иванов, знаете, кто украшал эту книгу? Андрей Рублев!
Перед Трошиным лежала пачка исписанных листов. В комнату вошли Иванов и Катя. Комиссар взял первый лист описи, разгладил его, внимательно прочитал, улыбнулся Кате. Хитровато подмигнул Андрею. Обмакнул перо в пузатую чернильницу и размашисто, с угла на угол, начал писать на заглавной странице описи: «Руководствуясь революционным правосознанием, от имени Советской власти, постановляю: имущество купца Егорова Е. Е., как-то: редкие книги, иконы и древние рукописные книги, считать собственностью Советской власти и до принятия соответствующего закона передать на хранение в Румянцевскую библиотеку. Решение обжалованию не подлежит. Комиссар Н. Трошин».
Зазвонил телефон. Говорил Емельянов. Он поздравил Николая о наступающим Новым годом и торжественно сказал:
— Из Петрограда получен декрет за подписью Ленина об отмене в пользу государства прав на наследство монастырям, церквам, сектам и прочим религиозным учреждениям и общинам…
