Стася до узкой лестницы, ведущей на второй этаж какого-то невзрачного строения, и быстро стал подниматься наверх, засыпая друга вопросами, будто горохом из рваного мешка.
«Груша. Ее зовут Груша,» – сказал Стась-Терентий.
Толстяк всплеснул руками: «Надо же как красиво! Вот у нас в деревне тоже одна Груша была, так у нее имелись вот такие яблочки. А у твоей как?» И дружески толкнул приятеля в бок.
Терентий, конечно, помнил, что в определенном возрасте главной темой разговоров юнцов являются девы, девушки, девчонки и девицы. Но ему то требовалось совсем другое. Перво-наперво, выяснить, как болтливого толстяка зовут. Они с ним, похоже, приятели. Хотя его перемазанные чем-то сладким пальцы оставляли следы на Стасином почти белом фартуке, колдун преодолел отвращение и взял краснощекого за руку: «Слушай, здоровяк, уморился я сегодня, сил нет. Давай завалимся на койки, а там поболтаем.»
«Ты перегрелся?» – деловито осведомился пухляш. – «Сейчас вечерняя поверка будет.» И потопал вверх по скрипучей лестнице. Терентий подался за ним, уткнувшись взглядом в болтающиеся при каждом шаге завязки фартука на круглом заду товарища. Как же его все-таки зовут?
Комната, куда привел Терентия краснощекий, была узкой и длинной, словно туннель. По обеим сторонам ее тянулись ряды нешироких двухъярусных коек. А под самым потолком зияли чередой узенькие оконца, впускавшие чуток солнечного света. Два десятка ребят: поварят, посыльных, подавальщиков гомонили, как стая галок. Как и во всяком чисто мужском коллективе, здесь пахло ядреным молодецким потом, грязными носками и пылью. Сразу же вслед за Терентием и его спутником в комнату ввалился низенький квадратный человечек и промокая вспотевшую лысину с порога заорал: «Поверка.»
Парни, не переставая гомонить, соскакивали с лежанок и выстраивались в ряд. Квадратный, хоть и был ростом ниже любого из парней, умудрялся нагнать страху на каждого. Лицо его было скроено криво, по никуда не годным лекалам: подбородок скошен, будто ударом топора, левая половина рта задрана в вечной усмешке, поседевшие брови сведены во вселенской печали Пьеро, левый глаз заметно косил в сторону. Заглянуть квадратному в глаза было решительно невозможно, и понять куда он смотрит – на тебя или на соседа – тоже. Насупив брови, он тщательно осматривал руки, пригибая пятерней непокорные головы, оглядывал загривки и придирчиво сверлил взглядом уши. Принюхиваясь, будто собака, он выталкивал из строя тех, чьи ноги воняли сильнее установленного уровня. Уровень был установлен четко: потеть поварятам полагалось до седьмого пота, а потом головомойки было не избежать.
«Нагнись, Хряк. Ну чего топчешься, как не доеная корова, Петрушка? Шагай вперед! И ты, Верста. Где Вы так извазюкаться успеваете, свиньи? Одной воды на вас сколько уходит, а мыла щелочного целая прорва,» – приговаривал он.
«Мыться, паршивцы,» – скомандовал он после осмотра, подталкивая в спины недовольно ноющих парней. Терентий оказался в числе немногих счастливчиков, которых головомойка миновала. Толстяку, которого, как выяснилось, звали Петрушей, не повезло. Мытье – напрасная трата времени, по мнению большинства молодых людей. Все равно завтра снова будешь грязным.
Когда конвоируемые квадратным грязнули удалились, в комнате осталось всего пятеро, включая колдуна. Один немедленно забрался на верхнюю полку, отвернулся к стене и захрапел, а трое уселись играть в кости, живо обсуждая подробности сегодняшнего Битого часа.
Терентий растерялся. Хорошо бы хоть знать, какая из коек принадлежит ему. Все они были одинаковыми: тощий тюфячок, серая казенная подушка и столь же унылое, ненужное пока по случаю летней жары одеяло. Единственным местом, где можно было держать личные вещи, было пространство под койками. Смекнув это, колдун опустился на колени и шустро разгреб хлам под первой из них в ряду: мешок с чистой одеждой, две пары сапог – одни чистые, другие – в ошметках крошащейся, засохшей грязи, еще мешок, поменьше, – гребень, аккуратно замотанная в тряпицу пастушья дудочка, баночка с мазью «От дурновония ног и свежести дыхания для.»
К тому моменту, когда Терентий зарылся под третью койку, в комнате стало непривычно тихо. Смех и грохот костяшек незаметно смолкли. Пинок в торчащий из-под кровати зад объяснил колдуну происходящее: «Слышь, ты! Ты че там делаешь? Это не твое барахло.»
Знай Терентий расстановку сил в спальне, он бы не удивился. Подавальщики – ребята крепкие, сильные и выносливые, возможно не совсем безосновательно, чувствовали превосходство над поварятами, считая тех недотепами. Те, в свою очередь, отвечали им взаимностью, полагая подавальщиков безмозглыми мулами. И были недалеки от истины. Сейчас над Терентием, как нетрудно было догадаться, нависли подавальщики.
«Вылезай, Стась – карась, разговоры разговаривать будем. Чего ищешь?» – парни недобро усмехнулись.
«Да пуговку, пуговку потерял. Закатилась куда-то,» – сориентировался колдун, сидя на полу. – «Похоже, под соседнюю койку, не сюда.» И не обращая внимания на парней, на четвереньках пополз к следующей койке.
«За дураков нас держишь?» – возмутился самый здоровый из подавальщиков. Он славился тем, что одной рукой был в состоянии унести блюдо с жареным поросенком, обложенным запеченными репками и черносливом. Сейчас вместо поросенка был Терентий, поднятый за шиворот с пола. Неизвестно, чем кончилось бы дело, но тут в спальню стали возвращаться отмытые поварята. Баланс сил изменился. «Наших бьют,» – быстро сориентировались они. В соответствии с профессиональной солидарностью обитатели комнаты привычно поделились на два лагеря. Поварят было больше, подавальщики были крепче. Посыльные, ввиду малого количества, держали нейтралитет. Противостояние было давним, бессмысленным и всем надоевшим. Поэтому через несколько минут разошлись миром.
Толстячок Петруша положил руку на плечо Терентию, увлек за собой к одной из двухъярусных коек и по-хозяйски плюхнулся на нижнюю.
Ну хоть с койками теперь стало ясно. Одна из них определенно принадлежит толстяку, вторая – ему. Одновременно стало понятно, что короба вранья тут нет, ведь пространство под этими койками колдун уже обыскал. Приятель же Петруша уже вновь теребил его потной пухлой ладошкой за локоть: «Ну расскажи, расскажи про Грушу.»
«Знаешь, тут много любопытных ушей. Давай найдем какое-нибудь укромное местечко и поболтаем. Есть здесь такое, где мы можем от всех спрятаться?»
«Так голубятня же,» – недоуменно пожал плечами Петруша. – «Ты же вечно там торчишь, каждую свободную минуту. А я не люблю, воняет там.»
«Кто бы говорил,» – подумал Терентий. Но предложение было стоящим. Голубятню обязательно нужно было проверить.
Там и правда воняло. Кормили голубей на убой. Собственно, для этого они и предназначались. И Стася птицы знали хорошо. Дружелюбно садились на протянутую руку, царапая ладонь коготками.
Голубятня представляла собой избушку на курьей ножке. Перекрестье из толстых брусьев надежно удерживало ее на земле. С одной стороны в голубятню вела деревянная лестница, а с другой располагался узкий проход, ведущий в птичью
