Скорость полета упала со ста узлов до пятидесяти пяти, и «Ассегай» почти не слушался руля. Вскоре заработал с перебоями, а затем и вовсе заглох передний левый двигатель. Внезапно потеряв мощность, дирижабль замедлил ход и упал с тринадцати до шести тысяч футов. На этой высоте он и встал наконец на ровный киль. Падение обернулось для «Ассегая» тем, что крепления кое-где ослабли и разболтались.
Потрясенный непредсказуемым поведением своего детища в перегретом воздухе, граф Отто принял предложение Лутца посадить дирижабль без единого возражения. Решено было дать «Ассегаю» передохнуть до конца дня и продолжить полет уже вечером. Заметив вдали выходящий на поверхность пласт горной породы, Лутц вновь открыл клапаны, и «Ассегай» начал снижаться.
Они были в пятидесяти футах от земли, когда откуда-то из-за скал вылетели десятка два всадников, облаченных в белые, ниспадающие свободными складками бурнусы. Галопом пустив лошадей к садящемуся «Ассегаю», улюлюкая и грозно размахивая кривыми мечами, туземцы открыли по дирижаблю стрельбу из длинноствольных джезайлов. Одна из пуль пробила переднее смотровое стекло, осыпав графа Отто осколками стекла. Грязно выругавшись, фон Мирбах шагнул к установленному в передней части гондолы пулемету «Максим». Первая очередь оставила в стройной до того шеренге несущихся вперед арабов заметные пробоины. Три лошади свалились, увлекая за собой всадников. Отто повел стволом вправо и выпустил еще одну очередь. На этот раз уже четыре лошади, споткнувшись, зарылись в песок. Строй рассыпался. Ева подсчитала потери нападавших. Семь человек, пять лошадей — двоим все-таки удалось подняться и умчаться прочь.
— Не думаю, что они вернутся, — мимоходом заметил Отто. — Можете передохнуть до восемнадцати ноль-ноль, Лутц. Продолжим полет вечером, когда спадет жара.
Последнее донесение, полученное мистером Гуламом Вилабджи от племянницы из Альтнау, оказалось коротким — всего лишь одна группа цифр. Расшифровав его, Леон обнаружил обещанную Евой информацию относительно даты вылета «Ассегая» из Вискирхе. В предыдущем послании она сообщила имя, присвоенное графом своему воздушному кораблю, и номер модели, «Марк ZL71», а также маршрут полета в Южную Африку. Исходя из полученных данных, Леон рассчитал, когда дирижабль пролетит над Рифтовой долиной. Не хватало только плана действий. Плана, который позволил бы посадить воздушную махину и захватить экипаж и груз. Пенрод уехал, от Снелла ждать помощи не приходилось, так что Леон мог рассчитывать только на себя.
После несчастного случая на охоте Мирбаха эвакуировали в Германию в спешке, и в его домике в Тандала-Кэмп осталось много книг и журналов, в основном по технической тематике. В одном из журналов нашлась большая и содержательная, с иллюстрациями, статья о дирижаблях. На одном из рисунков была показана и та самая модель, о которой упоминалось в сообщении Евы, «Марк ZL71». Пришло время изучить ее повнимательнее.
Не помогло. Скорее, наоборот. Дирижабль был настолько огромен и хорошо защищен, так высоко и быстро летал, что остановить его не представлялось возможным. Маленькая «Бабочка» не шла ни в какое сравнение с этим небесным левиафаном — полевая мышка рядом с черногривым львом, термит против панголина.
Вспомнилось пророчество Лусимы о плывущей в небе большой серебряной рыбе, скрытой дымом и пламенем. Глядя на иллюстрации, изображавшие воздушный корабль с похожими на рыбий хвост направляющими рулями, Леон не сомневался: шаманка видела дирижабль. Могла ли она сказать что-то? Вряд ли — никаких толкований своих видений Лусима никогда не давала, предоставляя слушателям самим разбираться в посетивших ее туманных образах.
Давили одиночество и безнадежность. Он потерял Еву и понимал, что скорее всего никогда больше ее не увидит. Ощущение было такое, словно у него отрезали какую-то жизненно важную часть тела. А тут еще и Пенрод уехал. Раньше Леон и подумать не мог, что когда-нибудь будет так скучать по дяде, но теперь остро чувствовал его отсутствие. У кого искать помощи и совета? В его жизни остался только один такой человек.
Леон позвал Маниоро, Лойкота и Ишмаэля.
— Полетим на Лонсоньо.
Через полчаса они поднялись в воздух и взяли курс на Перси-Кэмп.
Лагерь производил удручающее впечатление. Без Хенни Дюрана и Макса Розенталя присматривать за ним было некому, а сам Леон как-то потерял интерес к повседневным делам, предоставив заниматься ими людям необученным и не очень ответственным.
Впрочем, состояние лагеря заботило его меньше всего. Будущее представлялось неопределенным, и ждать желающих поохотиться до окончания военных действий не приходилось. Да и потом… Кто знает, когда еще вернутся прежние времена. В лагере задержались ровно настолько, чтобы оседлать лошадей и собрать рюкзаки, после чего сразу выступили в путь. На далеком западном горизонте уже проступил голубой силуэт горы, и, глядя на нее, Леон чувствовал, как крепнут силы и поднимается настроение.
Вечером устроили привал, и он долго сидел у догорающего костра и смотрел на темного великана, закрывшего собой едва ли не половину звездного африканского неба. В какой-то момент Леон поймал себя на том, что видит ее по-другому, не так, как прежде. Может быть, именно здесь, над Лонсоньо, его маленькой «Бабочке» суждено встать на пути грозного «Ассегая» графа Отто.
Помимо прочего беспокоило еще одно обстоятельство: Леон мог подняться в воздух только после получения от разведчиков Лойкота сообщения о приближении дирижабля. И это серьезно уменьшало его шансы. «Ассегай» будет идти на высоте десять тысяч футов, и чтобы сравняться с ним, придется израсходовать значительный запас горючего. К тому же для «Бабочки» десять тысяч футов — потолок. Если ветер, влажность и температура воздуха сыграют на стороне фон Мирбаха, «Ассегай» проплывет над головой и уйдет, прежде чем аэроплан успеет поравняться с ним.
Подавленный перспективой катастрофического поражения, Леон буравил гору злым взглядом, когда вспыхнувшая где-то далеко, может быть, над озером Натрон, молния осветила небо, на фоне которого Лонсоньо предстала гласисом вражеского замка, суровой преградой, одолеть которую необходимо любой ценой.
В следующее мгновение Леон порывисто вскочил, позабыв про стоявшую на колене чашку с кофе.
— Господи, да что это со мной? — крикнул он небу. — Вот оно, у меня под носом! Лонсоньо — не преграда, а трамплин!
Словно прорвавший плотину поток, новые, свежие мысли хлынули в распухшую от бесплодных дум голову.
— Та поляна в лесу, которую нашли мы с Евой! Я ведь уже тогда, с первого взгляда, понял ее значение. Взлетная полоса, созданная самой природой на самой высокой точке горы. Пятьдесят человек за два дня очистят ее от кустарника и выровняют так, что можно будет и взлетать, и садиться. И гнаться за «Ассегаем» не нужно. Надо только дождаться, пока они подлетят поближе. А что самое главное, я смогу начать игру, имея преимущество в высоте. Вместо того чтобы ползти к нему снизу, я спикирую сверху.
Разволновавшись, Леон долго не мог уснуть, а утром разбудил всех еще до рассвета.
Мама Лусима встречала гостей у тропинки, под своим любимым деревом, и, поприветствовав сыновей, усадила их по обе стороны от себя.
— Твой цветок не с тобой, М'бого, — сказала шаманка, и ее слова прозвучали утверждением, а не вопросом. — Maya увезли в далекую северную страну.
— Когда она вернется, Мама? — спросил Леон.
Лусима улыбнулась:
— Не пытайся узнать то, что нам не дано знать. Всему свое время.
Леону ничего не оставалось, как пожать плечами.
— Тогда давай поговорим о том, что нам дано знать. Я пришел с просьбой, Мама.
— Пятьдесят мужчин ждут тебя у моей хижины. Какая удача, что большую часть работы сделал сам Мкуба-Мкуба. — Она лукаво улыбнулась. — Ты ведь этому не веришь, сын мой?
Лусима сама проводила их к поляне над водопадом и, усевшись в тени, наблюдала за своими мужчинами. Вскоре Леон понял, зачем она пришла: в ее присутствии они трудились как сумасшедшие, так что к полудню второго дня он уже мог размерять полосу. Воздух на такой высоте разреженный, а значит, заходить на посадку придется на большой скорости, чтобы избежать сваливания. Посадить «Бабочку» на короткой полосе было бы почти невозможно, если бы не наклон. Полоса находилась на самом краю обрыва, но если зайти со стороны долины, аэроплан покатится вверх и, следовательно, быстрее остановится. И наоборот, при разбеге вниз «Бабочка» скорее наберет нужную для отрыва скорость.
