— Не могу! — запыхавшись, проговорил он из сарая. Но не успел Роман ничего ответить, как голова Саши показалась уже в отверстии; Саша схватился руками за боковые жерди и, тяжело дыша, выбрался на крышу: Степка, заметив, что Саша попал в беду, схватил его своими могучими руками и, как перышко, подсадил к крыше.
Саша сейчас же опять спустился до пояса в отверстие.
— Берись за мои ноги! — шепнул он Степке.
Тот ухватил его, как медведь, и не только Саша, но и часть крыши поехала внутрь сарая.
— Стой, стой! — отчаянно зашептал Саша, барахтаясь и цепляясь за что попало. — Да подставь что-нибудь себе!
— Нету ничего, — пустой сарай! — долетело снизу.
Роман сменил брата и тотчас же почувствовал, что на нем повисла словно десятипудовая гиря. Распластавшись грудью на крыше, захватив руками, как клещами, жерди, Роман с невероятным усилием подтянул вверх ноги. Саша, держась за перекладины, почти одними ногами, как клоун, повис вниз головой, быстро опоясал Степку ремнем под мышками и из всей силы принялся тянуть его. Через минуту Степка получил возможность ухватиться за жердь и, сопя, как тюлень, вылез наружу.
Саша разворошил солому и, неизвестно зачем, быстро заделал отверстие в крыше и спустился вслед за Романом и Степкой на землю.
Через час, захватив свои пожитки, путешественники наши шагали уже по проселку, направляясь к Оке. Смех и веселые шутки неумолчно раздавались в обступающем их безмолвном и черном, как ночь, лесу. Юра кричал и визжал, и лаял, и чуть не кувыркался от восторга. Кучум скакал вокруг него и вторил ему.
И как было не радоваться! Честь их была спасена и экспедиция не прервана! Все шли бодрые, обновленные точно. Даже Степка забыл про свои синяки и болевшие ребра и гоготал на весь лес, радуясь, как ловко одурачили они мужиков.
Встретившийся им по дороге какой-то запоздалый мужик бросил лошадь, соскочил с телеги и с испугом шарахнулся в кусты, приняв, вероятно, их по меньшей мере за леших. Неистовый вой, лай, визг и улюлюканье проводили его.
Ярко озарившее землю солнце застало путешественников далеко от Сысоевки. А в полдень они уже, в полной безопасности от преследования, с песнями плыли на лодке по приволью синей Оки.
В Сысоевке же взошедшее солнце осветило следующую картину.
Несколько раз подымавшийся ночью караульщик проснулся окончательно на зорьке, походил, разминая ноги, вокруг риги, затем запахнулся плотнее в тулуп, подвалился спиной к запертым на ключ воротам и сел. От нечего делать он приложил ухо к щели и стал слушать, что делает узник. В риге было тихо. Несколько раз прислушивался верный страж, — та же могильная тишина.
Тревога закралась в него. Он встал, обошел кругом сарай и оглядел стены и крышу; все было цело, стало быть, узник мог только умереть, но никак не бежать из тюрьмы; сторож выловил из необъятного кармана ключ, отворил дверь и вошел в ригу.
Она была пуста. Мужик обыскал ее всю, затем, вне себя от изумления, подошел опять к соломе, на которой лежал Степка, думая, не прикрылся ли тот ею, взглянул на нее, — глаза его расширились, он выронил палку, попятился и вдруг закричал от испуга и, сломя голову, бросился бежать в деревню.
На ложе Степки, от подножья столба, страшно глядел мертвыми впадинами глаз череп; под ним белели две накрест сложенные кости. Их положил не утерпевший, чтоб не сошкольничать, Александр.
Чарующие картины развертывались одна за другой пред глазами наших путешественников. Справа высился причудливый нагорный берег; то громадный, головокружительной высоты отвес, на который стремительно несла вода их лодку, вставал перед ними, то он сменялся красными скалами и уступами, поросшими кустами и лесом; гребень берега увенчивал вековой бор.
Влево желтели отмели; вода казалась там зеркальной; течения почти не было. За отмелями расстилались необъятные зеленые поемные луга; вдали иссиня темнели леса. Зной, смягчаемый прохладой реки, почти не чувствовался. Все сидели, как очарованные. Приятно было полулежать и видеть, что быстро мчишься вперед. К рулю садились по очереди; Роман и Юра, хорошо владевшие им, направляли лодку в самую быстрину; с замирающими сердцами остальные следили, как правый берег летел мимо них. Александр и Степка правили плохо и потому выбирались к середине широкой водной равнины; лодка шла тогда тише.
Часам к трем влево, в версте или в двух от берега, показалась огромная лесистая гора. Над морем темно-зеленых вершин мирно сияли золотые кресты и главы церквей.
То был знаменитый в Рязанской губернии монастырь святого Иоанна Богослова.
Единогласно решили посетить его, и лодка причалила к пустынному берегу. Кроме монастыря, на многие версты кругом не виднелось никакого жилья; по мелкому, ровному песку берега, посвистывая, бегали серые кулички. Путешественники вытащили лодку до половины на сушу, оставили для охраны ее Кучума и, наперерез через луга, направились к горе.
По довольно отлогому скату добрались они до вершины; ее занимала засеянная рожью круглая поляна. Обогнув ее по опушке окаймлявшего ее кругом леса, они добрались до дороги, и скоро перед глазами их забелела невысокая каменная ограда монастыря. По обе стороны от ворот вдоль стен тянулись ясли; над ними виднелись вделанные в стену старые железные кольца.
Справа, привязанная к такому кольцу, понуря голову, стояла запряженная в телегу пегая лошаденка. Людей никого не было.
Роман и его спутники вошли в ограду и очутились на монастырском дворе.
Мир и тишина царили там. Веяло чем-то особым, наполнявшим душу тихим благоговением.
Единственный встречный, небольшой, худенький монах, старец, ласково приветствовал наших спутников и, узнав, что они хотят осмотреть монастырь, оглядел двор, точно желая позвать кого-то; но видя, что кругом нет ни души, повел их за собой.
Одна из церквей находилась в саду.
Густые яблони, вишни, кусты смородины, крыжовника наполняли его; легкий звон от пчел и мух стоял в неподвижном воздухе; в нескошенной еще местами траве стрекотали кузнечики.
Монах привел их в один из уголков сада, занимавший выступ горы; Роман, а за ним и остальные остановились, как вкопанные.
Перед ними блеснула Ока. Широкая лента ее властно выгибалась по зеленому бархату бесконечных лугов; над нею вздымались горы; прямо, вдали, на высоком, озаренном солнцем обрыве виднелась древняя Рязань.
Несмотря на двадцатипятиверстное расстояние, благодаря прозрачности воздуха тех мест ясно можно было различить собор с сиявшими золотыми куполами, башню перед ним, с которой Хабар Симский отражал когда-то татар, и другие строения; высокий шпиль башни, ныне колокольни, далеко уходил в голубое небо; чуть виднелся древний терем князя Олега, ныне митрополичий дом, примыкающий к церкви. Долго Роман не мог оторваться от поразительного по красоте вида.