— Есть, но на карте вы ее не найдете. По Военно-Грузинской дороге и по пойме Терека мы, конечно, не пойдем. Там очень плотный контроль. Уйти можно только по горам, что идут вдоль дороги по левому берегу. Дорога очень трудная, но зато более надежная. Отсюда надо выйти в соседнее ущелье, а потом уже пробираться дальше.
— А если чекисты блокировали все выходы из этих мест, тогда как?
Пауль впился взглядом в лицо Кикнадзе.
— Щель найдется, — самодовольно усмехнулся Павел.
— Объясни, где и какая?
Павел коротко рассказал, что он имеет в виду.
— Если операция наша будет провалена — действуй по собственному усмотрению, но я думаю, мы уйдем вместе. Я назову сейчас адрес и пароль в Орджоникидзе и ты их очень хорошо запомни. Они дадут тебе в опасный момент надежное убежище. Ты должен передать еще, что мы обязательно придем по этому адресу, пусть тот, кто встретит тебя, сидит тихо и ждет. Пауль несколько раз назвал адрес, пароль, а потом сжал пальцами плечо Ягуара. Этот жест заменил, видимо, агенту рукопожатие.
— А теперь иди, — неожиданно приказал он Павлу.
Тот опешил.
— Первым уйдешь ты и приведешь сюда своих друзей. Нас здесь уже не будет. Нам надо еще кое-что сделать. Иди!
Пауль энергично подтолкнул Кикнадзе в сторону выхода из пещеры. Павел точно омертвел. Почему-то ему казалось: стоит только повернуться к абверовцам спиной, как они полоснут по нему из автомата. Он, наконец, не выдержал — оглянулся. Абверовцы смотрели ему вслед. Павел резко шагнул вперед, завернул за ближайший выступ и остановился. Ноги его предательски дрожали, внутри разрасталось чувство отвращения к себе, к своей трусости.
— Иди, иди, не бойся, — раздался голос Пауля.
Эти слова сразу успокоили Павла. Он глубоко вздохнул и поспешил к выходу.
К агентам из глубины пещеры вышел невысокий, широкоплечий человек тоже в форме советского военнослужащего. В петлицах у него было три треугольника — знаки различия сержанта. Щелкнув каблуками, он вытянулся перед Паулем в ожидании приказа.
— Пойдешь за ним, Рудольф, — заговорил Пауль по-немецки. — Проследишь его встречу с теми двумя, проводишь — их до самой пещеры. Если он раздумает и побежит в часть или заметишь в нем что-то другое, подозрительное, немедленная ликвидация.
— Слушаюсь, — отдал честь Рудольф и неслышно шагнул в ту сторону, куда ушел «русский».
— Эти русские… такие непонятные. Дурак тот, кто считает дураком другого. Запомни это, Генрих.
Абверовцы взяли свои рюкзаки и неторопливо двинулись к выходу из пещеры. Рудольф знал, где их надо искать…
Долгов и Маринин лежали под тем же кустом, тесно прижавшись друг к другу. Павел был удивлен, не услышав от них ни слова упрека, но вскоре понял, в чем здесь дело: радость оттого, что он все-таки вернулся, не бросил их на произвол судьбы, погасила у Василия и Семена обиду.
Не теряя времени, Павел повел их к пещере. Он даже не мог предполагать, что за ним все время шел соглядатай, готовый в любую минуту убить его…
Павел неохотно поднялся, подошел к свече, подрезал фитиль и вернулся на место.
Нужно во что бы то ни стало прорваться в город и выполнить задание Пауля. Раз уж так получилось, пусть так и будет. Пауль правильно говорит: только делом можно доказать свою преданность… Мысли о приятном будущем захватили его. Он станет начальником полиции большого города, хозяином судеб тысяч и тысяч людей. Он отомстит всем за свои обиды и страдания. Там начнется совсем другая жизнь, в которой он, Ягуар, будет чувствовать себя, как рыба в воде. Только бы скорее, скорее!
Павел расстелил на полу шинель, лег на нее на бок лицом к свече. Он сразу почувствовал бесконечную усталость, как, наверное, испытывает ее хищный зверь, загнанный погоней, но все-таки ускользнувший от нее и сумевший найти спасение в своем логове.
Глава четвертая. Подозрения
Пащенко шел впереди своей поисковой группы, состоящей из сержанта Глыбы и рядового Матвеева. Александр зябко кутался в плащ-палатку, стараясь согреться.
Неприятно шуршали под ногами опавшие листья, неприятны были прикосновения мокрых ветвей к лицу, рукам, неуютным казалось все вокруг.
Глыба и Матвеев, идя след в след за командиром, перебрасывались иногда беззлобными шутками. Первый намекал на «питерское» происхождение Матвеева — коренного ленинградца, плохо знавшего лес, а второй — на показное казачество сержанта, который и в лесу не расставался с хлыстом.
— Мы, кубанские казаки, — вполголоса выговаривал Глыба Матвееву, — на особом счету у Адольфа Гитлера, Он сильно рассчитывал на нас: думал, что мы, казаки, не очень-то любим Советскую власть и что встретим врага хлебом-солью. Насчет хлеба не, знаю, а вот соли и перца у кубанских казаков оказалось с большим лишком. Узнали фашисты, что такое казачья шашка, казачья винтовка да казачья, любовь к своей Родине. И еще не то узнают, сволочи!
Пащенко остановился, с интересом посмотрел на Глыбу. Если бы сержанту еще немного роста, и он в самом деле был бы похож на глыбу. Но и при среднем росте от его широкоплечей, крепко сбитой фигуры веяло неодолимой физической силой. Худенький малорослый Матвеев со своим тонким голубоглазым лицом казался рядом с сержантом мальчиком.
— Проповедуешь доктрину вечного проклятия фашистам, Коля? — с улыбкой спросил Пащенко. Он уже успел сойтись с сержантом, они были ровесниками.
Конопатое лицо Глыбы с хитроватыми глазами, казалось, сошедшее со страниц Шолоховского «Тихого Дона», выразило откровенное удовлетворение.
— А как же, — ответил он. — У них к нам особое отношение, как и к кавказцам. Гуманное, — с издевкой добавил сержант. Он имел в виду так называемую особую политику оккупационных властей Германии на оккупированных территориях Северного Кавказа, которая должна была, по мнению фашистских пропагандистов, привлечь на сторону фашистской Германии казаков и кавказцев, но это была еще одна большая ложь гитлеровцев. В своей карательной политике на Северном Кавказе они не делали никакой разницы между казаками, кавказцами и остальным населением региона, что хорошо было известно в действующей армии.
— Вот мы и должны по-особому отвечать на их гуманность, — подумав, ответил Пащенко, — чтобы не обижались.
— Нет, без обиды не получится, — усмехнулся Глыба. — Еще далеко?
Александр открыл планшетку, вынул карту. Конечно, надо было еще утром как следует осмотреть сторожку, но Пащенко спешил поскорее доставить в село тело неизвестного. Да и кто знал, что это бывший лесник? Правда, предположение было, но только и всего. В сторожке лесника не оказалось, когда поисковая группа в самом начале пришла туда, чтобы опросить, видел ли он в лесу с ночи каких-нибудь людей или, может, заметил парашюты в небе? А потом на детальный осмотр сторожки времени уже не осталось.
