— Пардон! — Штейнерт отвесил галантный поклон. — Я выразился фигурально, но, признаюсь, не слишком удачно… Как старшая сестра — так нас обоих, вероятно, больше устроит…
Он явно раскидывал сети. Но какие? Что Гриета дорогой наболтала про меня? Ей, разумеется, ничего не известно о моей работе в подполье. Но Штейнерт ведь не просто собеседник, а опытный профессионал. Одно ее лишнее слово, один неосторожный намек, и я уже у него на крючке.
— И вы очень-очень беспокоитесь, когда с ним что-нибудь случается, верно? Например, когда он болеет…
— Ну да, я ведь его знаю вот с таких еще лет. — Простодушная Гриета сама лезла в ловушку… — Наши хутора рядом. У них «Ванаги», а наши — «Озоли».
— Или когда он долго не является домой… — Штейнерт все ближе подбирался к сути; мне уже стало ясно, в чем смысл его маневрирования.
— Вот сегодня ночью, например… Где же это вы проводили сегодня ночь, Ванаг? — резко поворачивается он ко мне. — Мадам Страздынь вся извелась… А? Что ж молчите? Теперь вы смело можете отвечать. Ведь спрашиваю я.
Рано он торжествует, рано! У меня еще есть кое-что в запасе.
— Ездил к отцу в Ливаны.
Пусть проверяет, если охота терять время. Как раз перед моим отъездом в Ригу в городе побывал брат, и я его предупредил на всякий случай.
— К отцу?
— Да, на воскресенье. Господин Земзар разрешил сегодня выйти на работу позднее, к одиннадцати. Но я уже опаздываю. — Я выразительно посмотрел на стенные ходики. — Будет нагоняй. А то еще и удержат из жалованья.
— Ничего, это я беру на себя… Значит, в Ливаны. Интересно! Очень интересно! А вернулись как?
Клюнул!
— Поездом, разумеется. Утренним рижским.
— Так-так-так… И у вас сохранился билет?
— Ну конечно же, нет! Отобрали при проверке. Там такое творилось, на вокзале.
— Так-так-так… Теперь предположим, мы вам не поверили… А, господа? — обратился он к своим подчиненным.
— Какое там поверили, господин начальник!
— Сразу видно, что фрукт!
— Нет, нет, это преждевременно, Османис! Я не сказал, что мы не поверили. Только в порядке предположения. Как вы сможете тогда доказать, что приехали в город сегодня утром? Билета у вас нет? Нет. Из попутчиков тоже, наверное, назвать по имени никого не сумеете. Случайные соседи, верно? Один в сером пальто, другой в фуражке, у третьего вот такой нос. И все. Ведь верно?
И тут я пускаю в ход свой главный козырь:
— Соседей я не запомнил, вы правы. Даже их носов. А вот другое помню хорошо. Как у вас в Ливанах сорвало ветром шляпу и как господин полицейский офицер несся за ней по перрону.
Несколько секунд немого молчания. Двое охранников переглядываются удивленно. У Гриеты снова смертельный испуг в глазах. Штейнерт… У Штейнерта реакция смешанная. Разочарование. Злость. Удивление. И пожалуй даже уважение. Так смотрят на партнера по игре в шахматы, когда считают, что выигрыш уже в кармане, а он вдруг — шах и мат!
— Да. Все правильно, — подтверждает наконец Штейнерт. — Теперь я тоже припоминаю, где вас видел. Вы бегали в буфет и вернулись с двумя бутербродами с колбасой. Поезд уже трогался, когда вы вскочили в свой вагон.
Я счел нужным уточнить:
— Не с колбасой — с ветчиной.
— Возможно… Все свободны! Хотя нет! — тут же изменил он свое решение. — Османис! Таврис! Отвезите мадам Страздынь к месту службы — и сразу обратно.
— Слушаюсь!
— Будет сделано, господин начальник!
— А вас, — обратился он ко мне, — я попросил бы задержаться ненадолго.
— Зачем?
— Я прошу.
Штейнерт подождал, пока Османис и Таврис вместе с Гриетой вышли из комнаты, и окинул меня странным оценивающим взглядом. Он не был враждебным и вместе с тем вселял неясную тревогу.
— Вы кажетесь мне достойным молодым человеком, господин Ванаг. Я решил поговорить с вами наедине, без свидетелей.
Что еще за новый прием?
— Мне бы хотелось видеть вас нашим другом.
— А я и так не враг, — промямлил я, пытаясь сообразить, куда он клонит.
— Очень хорошо! Как раз это мне и надо было услышать от вас. Знаете, какое сейчас сложное время. Смутьяны, бездельники всякие, анархисты… И особенно в рабочей среде. А вы как раз служите в типографии. Среди рабочих. Интеллигентный человек… Какой у вас заработок?
— Пятьдесят латов.
— Вот видите, не так уж и много. А мы бы могли вас поддержать материально. Да и по службе продвинулись бы побыстрее. А?.. От вас потребуется не так уж много. Подпишете обязательство…
— Это как?
Потянуть время, прикинуться олухом! Может, отвяжется?
Но Штейнерт продолжал терпеливо разъяснять. По каким-то соображениям он делал вид, что не замечает моей грубой игры. Не заметить же он, умный человек, просто не мог.
— «Я, такой-то и такой-то, принимаю на себя добровольное обязательство сотрудничать с политической полицией, информируя ее о любых подозрительных лицах и их действиях…» Ну и так далее. А мы, со своей стороны, тоже возьмем на себя обязательства и будем их точно выполнять. В части вашей безопасности, в части материального поощрения… Ну что?
— Право, не знаю.
Дело заходило слишком далеко. Надо решительно рвать липкую словесную паутину, которой он меня обволакивал.
— Что же вас смущает?
— Да как-то, знаете, некрасиво все это… К тому же я еще совсем молодой, малоопытный. Сделаешь что-нибудь не так, потом жалеть будешь. Словом, подумать надо. С людьми посоветоваться.
Он сразу понял, что я выхожу из игры. Надул свои щеки в шрамах, обозленно подобрал губы.
— С какими еще людьми?
— С разными. С господином Земзаром, например. Он только на вид тюфяк, а так с головой. Или с Бизуном… Это рабочий у нас, старик, рядом со мной за наборной кассой стоит.
— Хорошо, Ванаг, я вас понял… Ну, все! Смотрите только, не попадайтесь мне больше на дороге.
— Можно идти?
— Идите.
Что ему еще оставалось делать? Задержать меня «по подозрению»? Были даны охранке такие права. Но даже для этого требовались хоть минимальные основания.
Я направился к выходу. И чуть было не сделал ошибки. Он бы тогда получил необходимые основания. Меня стукнуло в самый последний момент, когда я открыл дверь и уже даже занес ногу через порог.
Прикрыл дверь снова, обернулся. Штейнерт смотрел на меня в напряженном ожидании. Как он жаждал моего просчета!
— Что еще?
— Да ботинки мои! Совсем забыл о них со всей этой катавасией.
Огляделся в поисках куска оберточной бумаги. Ничего не было — ни бумаги, ни газеты. Подошел к стене, оторвал клок обоев, аккуратно завернул ботинки.
Штейнерт молча ждал.
