Самойлов увидел за каменным завалом сияющее от радостного волнения лицо Чимита. Ему показалось, что Бадма подмигнул ему, а Чимит даже приветливо махнул рукой. Но тут Самойлову пришлось широко раскрыть глаза и слегка отпрянуть от небывалого изумления. Не успел майор договорить свою фразу, как Бадма сделал шаг в сторону Джекобса и поправил маузер в деревянной кобуре, а потом на хорошем английском языке громко произнес:
— А я не дал бы вам сделать ни одного выстрела из вашего кольта. Мой маузер вышиб бы его из ваших рук!
Чимит прыснул, увидев, как от английских слов отца у всех вытянулись лица, Джекобс как-то весь согнулся, сник. Мальчик смотрел, не отрываясь, как солдаты таскали ящики с золотом — квадратные, небольшенькие, в каждую сторону не больше локтя Чимита. Но, видать, тяжелые — каждый солдат тащит один и напрягается. Смешно! Чимит даже сосчитал, сколько сложили мериканы винтовок: сто двадцать штук!
Самойлов подошел к Бадме Галанову и спросил:
— Скажите, где вы могли выучить английский?
Бадма не спеша закурил, ответил:
— В Монголии, Западном Китае.
— Как это... в Западном Китае?
— В ученых экспедициях был проводником. Дважды. Английские экспедиции-то. Пришлось выучить их язык.
Чимит видел, с каким изумлением смотрел на отца Самойлов. А Джекобс, опомнившись после того, как перевели слова Бадмы, произнес со сдавленным хрипом какие-то ругательные слова. Бадма, смеясь, перевел Иннокентию Бутырину смысл этих ругательств: «Неужели эта каналья понимал все, о чем мы говорили?» Потом Бадма помахал рукой Самойлову и крикнул по-английски:
— Прощайте! Желаю вам всего хорошего, а потому — не попадайтесь нам поперек дороги!
Партизаны с хохотом уходили из Ущелья Согжоев. Конечно, не все понимали, над чем и почему смеются, но все равно от души и изо всех сил поддерживали этот хохот, так славно снимавший напряжение. Бывает же ведь, что люди, нахохотавшись, уже потом с удивлением узнают, над чем смеялись!..
Едва партизаны отошли от американцев, как Бутырин подозвал Бадму и сказал:
— Ты с сыном оставайся, догляди, как они выбираться будут. Бери с десяток бойцов да последи, поприкрывай их сзади, чтобы какие бандиты не напали. Ну, покедова!
К американцам подбирались густыми зарослями тальника. Джекобс стоял, судорожно ухватив костлявыми пальцами руки подбородок. Длинный и тощий, согнувшийся, он показался Чимиту таким жалким. Недалеко, заложив руки в карманы, Самойлов внимательно наблюдал, как солдаты грузили ящики на коней.
Вдруг Чимит ткнул отца в бок. К Джекобсу подходил, непрерывно кланяясь, с жалкой улыбкой на широком грязном лице низкорослый толстый оборванец. Он шел, крича:
— Прошу вас: только выслушайте! Умоляю: только выслушайте меня!
— Это он! — жарко шепнул Чимит. — Коня у меня отбирал!
Джекобс при виде оборванца вздрогнул.
— Что этому типу надо? — резко пролаял он.
— Переводить не надо, я понимаю по-английски. Позвольте представиться: подполковник генерального штаба Российской армии Иван Арнольдович Грум-Гржмайло! Я прошу вас взять меня с собой в Северо-Американские Соединенные Штаты.
— Что-о? Этот идиот пришел издеваться? Вместо пяти пудов золота привезти полковнику Морроу пять пудов вонючего дерьма? Кар-рамба! Зачем такой нужен Америке?
Подполковник гордо поднял голову.
— Я прошу политического убежища. Уверен: буду нужен Америке — я знаю все военные секреты России! С крушением монархии я свободен от присяги. — Сказав это, подполковник выпрямился, вытянул руки по швам и поднял подбородок.
— Что-о? — заорал Джекобс. — Потеряв золото, я должен привести военные секреты, пригодные как прошлогодний снег? Во-он с моих глаз!
Подполковник затрясся и вдруг стал на колени.
— Я так долго добирался до вас!.. Вы — моя последняя надежда!
— Какое мне до этого дело?
— Я родной племянник великого ученого Грум-Гржмайло!
— Да будь вы хоть родной племянник Вудро Вильсона! Уберите эту дрянь с глаз моих!
Подполковник с минуту стоял, словно оглушенный, потом стал подниматься. Вдруг всплеснул руками, топнул правой ногой, поднял левую руку и закружился в танце, от которого Чимиту стало зябко. Задыхаясь от небывалого напряжения, он кружился все сильнее и сильнее, выговаривая еле внятные странные слова: «Инга-Инга-Ингода! Инга-Инга-Ингода!»
Чимит знал, что Ингода — река в Читинской стороне, там бывали войсковые учения забайкальских казаков. Вдруг подполковник остановился, застыл, как будто его парализовала неведомая сила.
— Это меня вы назвали дрянью? Видит бог, я станцевал мой детский танец — простился с Ингодой, она недалеко отсюда, я не дошел до нее!.. А ты — заокеанская крыса, шакал, прибежавший к трупу великой империи! Получай!
Подполковник выхватил из кармана маленький блестящий браунинг, но его опередили: майор Джекобс с искаженным лицом, ощерясь, разрядил в извивающегося в корчах подполковника всю обойму своего кольта.
Чимит утер тыльной стороной ладони обильно выступивший на лбу пот и тихо попросил отца:
— Уйдем отсюда!
Бадма Галанов отвел свой маленький отряд в глубь тальников. Над Ущельем Согжоев, вырвавшись из тумана, засияло солнце.
Серенки — спички. Здесь речь идет о старинном обычае оставлять все необходимое на случай, если забредет кто из заблудших — может, каторжник, может ссыльный.
Время запрета купания в реках, текущих с гор, — примерно 1 сентября, когда в горах уже не тает выпавший снег.
Семь Старцев — Большая Медведица. Есть такое предание. Жили когда-то семь братьев волшебников. Им было велено вызнать все тайны человеческих преступлений, чтобы искоренить их на земле. Но они увлеклись своим занятием настолько, что позабыли о своей цели. Разгневанный Эсэгэ Малаан-тэнгри, владыка тэнгринов — покровителей людей, велел им убраться на небо, и они превратились в Семь Старцев.
