— Мистер Самойлов! Кар-рамба! Такого я не встречал нигде: снаружи — убогая землянка, а внутри дворец! Такое могут устраивать лишь миллионеры. Я поражен!
Самойлов улыбнулся и с грустью прошелся по залу.
— Запомните, мистер Джекобс, и русские промышленники умели кое-что делать, — сказал он. — Мир считает, что американцы изобрели рекламу. Чепуха! Каждая нация с древнейших времен вносила в это дело свое. Нам, русским, тоже была доступна великая истина: к любому делу, в котором необходимо участие других, надо привлекать внимание! Это касается всего в нашем пестром мире. В нем есть так много достойного внимания человека, что за это внимание надо вести борьбу, в это дело надо вкладывать средства. Ученый обязан привлечь внимание к своему открытию, писатель — к своему произведению, крестьянин — к своей корове, свинье, к хлебу, инженер — к своим техническим знаниям, военные — к своим выдающимся способностям в убийстве людей, ну, а нам, промышленникам — что мы заслуживаем всяческого доверия, что с нами стоит иметь дело. В России возникла поговорка, иронически довольно точно отражающая смысл всего, что здесь видят ваши глаза: «Пускать пыль в глаза». Вот этим залом ваш покорный слуга и привлекал внимание нужных людей к делам фирмы «Самойлов и сын». Здесь бывали люди, мистер Джекобс. Губернское начальство любило заезжать сюда, бывали крупные чины и из столицы!.. Нашему брату промышленнику, расположение сильных мира сего ой, как нужно! Ваши соотечественники научились с помощью рекламы вытрясать карманы, несмотря на отчаянное сопротивление. Но нельзя думать, что изобрели рекламу именно ваши соотечественники. Строгановские музеи, паровая машина Ползунова, сооруженная до Уайта, многие другие чудеса достойны восхищения и признания, мистер Джекобс. Я мечтал о железной дороге, чтобы в этих сказочно богатых местах начать разработку на современном уровне. Намечал привлечь и иностранный капитал. Так вот, этот зал поразил бы внимание даже Рокфеллера, если бы мне удалось затащить его сюда. Сибирь мы только начинали разрабатывать. Здесь есть все. Мы бы нажили не миллионы, а миллиарды... Но мы опоздали! И я спасаю семейные архивы!..
Тут чинно вошли члены комитета самообороны. Их вел рыжебородый гигант. Майор расправил плечи, выпятил грудь с орденами и щелкнул каблуками.
— Господа! — зычно выкрикнул он. — Я — майор морской пехоты Северо-Американских Соединенных Штатов Уильям Джекобс, уполномочен передать письмо командира бригады морской пехоты полковника Морроу, в настоящее время находящегося в городе Верхнеудинске. Смысл данного официального документа в следующем: Международный Красный Крест обратился к правительству Северо-Американских Соединенных Штатов, как к стране, которая не участвует в гражданской войне в России, с просьбой помочь в выполнении гуманной миссии Красного Креста в оказании помощи раненым, военнопленным и пострадавшему гражданскому населению. Дано приказание в обеспечение деятельности Красного Креста конфисковать золото, добытое на вашем прииске. Я надеюсь, господа, что вы проявите высокое понимание вашего долга и не заставите моих солдат применить оружие. Я кончил, господа! Думаю, что вы дадите мне возможность доложить о вас моему начальству в наилучшем виде.
Джекобс повернулся к Самойлову:
— Прошу перевести этим господам!
Самойлов поклонился, пряча улыбку: Джекобс, оказывается, неплохой актер. Самойлов ловил себя на том, что говорит, поддаваясь апломбу майора, так же торжественно.
Рыжебородый, внимательно выслушав, перекинувшись шепотом несколькими словами со своими, вышел вперед и сказал:
— Мы согласны передать через вас Международному Красному Кресту золото прииска Черная Пасть. Но только при условии: вы дадите бумагу, в ней должно быть написано так: «Золото, изъятое на прииске Черная Пасть отрядом американской армии, пойдет только на пользу трудовому народу России».
Джекобс, едва скрывая радость, сохраняя на лице выражение достоинства, церемонно обратился к Самойлову:
— Прошу вступить в переговоры с этими господами и надлежащим образом подготовить на двух языках текст обязательства с нашей стороны. Прошу вас сделать это быстро!
«Как играет, скотина!» — подумал Самойлов, направляясь к шахтерам.
Рыжебородый протянул Самойлову лист бумаги. Внимательно прочитав неровные строчки, Самойлов невольно улыбнулся. Это было, пожалуй, самое наглядное свидетельство первого и бесспорного завоевания революции в России — неграмотные забайкальские мужики, извечные звероловы и добытчики золота, вступают в самостоятельные сношения с иностранцами. И с каким достоинством они это совершали! Самойлов проникся к этим людям нежданно странным чувством, это было нечто похожее на острое сочувствие, на жалость — они так несокрушимо верят в честность и благородство заокеанских пришельцев, придают бог весть какое значение тому, что подписывает Джекобс в роли «договаривающейся стороны»! Если бы они знали, как их обманывают! Обладая золотом, добытым уже после того, как перестали им платить, они по всем человеческим — и писаным, и неписаным! — законам сохраняли право с помощью этого золота на лучшее будущее для себя и своих детей. Самойлов прочувствованно пожал руку рыжебородому. Внимательно прочитав бумагу, а точнее — бессмысленно пробегая глазами кривые и не очень грамотные буквы, вынул авторучку и стал переводить на английский. Его не покидала мысль: документ этот за океаном вызовет интерес как удивительный курьез и его наверняка захотят купить за огромные деньги как яркое свидетельство грозных событий, развернувшихся в невообразимой глуши с древним названием — Баргузин...
Написанный на английском документ шахтеры рассматривали, передавая из рук в руки, потом рыжебородый тщательно сложил его и спрятал в карман.
Уже к обеду шахтеры стали затаскивать тяжелые металлические коробки с золотом в палатку командира — недаром же он ее расширил! Майор пытался было угостить их виски, но встретил вежливый отказ. Как только они ушли, майор жадно осмотрел: каждая коробка — под пломбой! «А у нас пишут во всех газетах об анархии у большевиков!.. — неожиданно подумалось Джекобсу. — А что под этими пломбами?..» Джекобса охватил страх: а вдруг!.. И он стал срывать пломбы. В коробках аккуратно были уложены полотняные мешочки, которые, в свою очередь, были тоже опечатаны сургучом. Они были очень тяжелы, эти мешочки — сомнений быть не могло: во всех этих мешочках хранилось золото, никто его не тронул. Джекобс почувствовал, что он покрылся потом, у него перехватило дух: он может наполнить тот самый пояс, который дал ему Самойлов — именно сейчас, больше такого момента никогда не будет.
