Охотники не расспрашивали его, понимая, что ему нужно отдохнуть, а так как им самим до смерти хотелось есть, то они принялись за свой ужин с осторожностью людей, привыкших к постоянной опасности.
Почти вся ночь прошла благополучно; кончив ужин и закурив трубки, охотники подложили в огонь сухих дров, чтобы не дать костру погаснуть, и, убедившись, что незнакомец спит, сами протянули ноги к огню и заснули.
Охотники крепко спали, когда на плечо Шарля легла вдруг чья-то рука и чей-то слабый голос проговорил ему на ухо:
— Проворней!.. Краснокожие!..
Охотники в одну секунду вскочили и схватили ружья.
— Тише! Слушайте! — сказал неизвестный. Это он разбудил их.
Охотники прислушались и вскоре признали, что незнакомец был прав: краснокожие подкрадывались к привалу, их было восемь человек.
Индейцы подходили медленно и чрезвычайно осторожно, прислушиваясь и приглядываясь к кустам.
Место, где был привал, было совершенно открытое; дойдя до него, краснокожие неминуемо должны были обнаружить себя; охотники ждали этого момента, но индейцы тоже чуяли опасность и обдумывали, что им делать.
Так прошло более двадцати минут, в течение которых обе стороны, казалось, обнюхивали следы друг друга, словно гончие собаки на охоте.
Наконец охотники увидели, что четверо незаметно направились в их сторону.
Охотники не подавали признаков жизни, и приближающиеся остановились на некотором расстоянии.
В эту минуту Белюмер слегка толкнул Шарля локтем, незнакомец сделал то же самое, поскольку и он увидел.
Остальные четверо индейцев влезли на деревья и спрятались в листве, полагая, что их никто не видит. Их бы и не заметили, если бы им не пришлось немного выставиться, чтобы прицелиться из ружья.
То, что далее последовало, совершилось с ужасной быстротой: раздались четыре выстрела охотников, и затем охотники кинулись на индейцев, застывших в кустах. Произошла ужасная битва врукопашную, после которой на земле осталось восемь трупов; их потом сбросили в озеро.
Восьмерых краснокожих как не бывало.
Неизвестный поднял ружье, порох, пули, ягдташ, топор и нож для скальпирования — это были отнятые у него ранее вещи.
— Спасибо, — сердечно сказал он, пожимая руки двум охотникам. — Я вам обязан жизнью и не забуду этого: я француз, как и вы, меня зовут Мрачный Взгляд, или Серый медведь; может быть, мне когда-нибудь и удастся вам отплатить добром за добро.
После того им еще раз два раза случалось встречаться с Мрачным Взглядом; Шарль опять спас ему жизнь, один раз освободивши его от столба пыток, к которому его привязали ирокезы, а другой раз — убивши индейца, который хотел его оскальпировать.
На этот раз Мрачный Взгляд, как видно, изменил своему обычному безмолвию, потому что он имел с Шарлем продолжительный разговор с глазу на глаз; разговор, должно быть, был очень интересен, потому что оба они расстались сильно взволнованные.
Жизнь авантюриста принесла Шарлю большую пользу; его характер определился, окреп, наивность и ребячество исчезли. Теперь он был гордый, пылкий, решительный человек с безошибочным суждением, с широкими, возвышенными взглядами. Опыт жизни сделал его благоразумным и придал ему большую цену в глазах всех.
Канадские охотники прозвали его Сурикэ (мышонок) за то, что у него был беспокойный, вечно остерегающийся взгляд. Краснокожим он был известен под характерным именем Звездная буря, по причине его мужества и хладнокровия даже в самых критических обстоятельствах. Он пользовался репутацией лучшего бегуна по лесам и пластуна среди индейских племен и даже на английской границе.
Однажды, возвращаясь из Фронтенака, с ним лицом к лицу встретился граф де Меренвиль. Встреча была самая сердечная, поговорили по душам; графу удалось увезти его с собой во внутреннюю часть колонии.
Но тщетны были усилия г-на Дореля заставить его принять важное место в колониальной администрации, на которое он имел все права по своим признанным всеми талантам; молодой человек не согласился ни на что; он полюбил жизнь в пустыне, эта широкая, свободная жизнь манила его к себе.
Все, чего мог от него добиться граф Меренвиль, было только то, что он будет жить в окрестностях Бельвю и не будет уходить на охоту далее 60 миль, не сказавшись графу. Не будучи в состоянии сделать для него ничего больше, граф назначил его главным пластуном милиции, в которой сам был генералом.
Молодой человек принял это звание больше для того, чтобы не обидеть графа, который сделал ему так много добра.
А может быть, у Шарля были и другие причины остаться вблизи семейства Меренвиль; но если они и были, то Шарль хранил их в глубокой тайне.
В похвалу молодому человеку скажем, что в течение первых же шести месяцев после его назначения главным пластуном милиции он оказал колонии большие услуги.
Приехавши в Канаду, генерал Монкальм не раз слыхал странную историю про адвоката при парижском парламенте, сделавшегося американским охотником; после возвращения Шарля в колонию в Квебеке только о нем и говорили, сперва генерал этому не верил, самый факт казался ему слишком уж странным, но его положительно уверили, что все это правда, и его любопытство было возбуждено.
Генерал Монкальм был человек ученый. Он сам говорил, что ему хочется по возвращении во Францию сделаться членом французской Академии надписей и изящной литературы. Предполагая, что такой человек, как Шарль Лебо, будучи поставлен в исключительное положение, должен был узнать много нового и интересного, генерал признался своему другу и родственнику, графу Меренвилю, в желании познакомиться и поговорить с молодым человеком.
Граф Меренвиль тонко улыбнулся, но, радуясь возможности оказать услугу главнокомандующему, обещал ему доставить случай самому судить о достоинствах главного пластуна милиции.
Несколько дней спустя граф де Меренвиль устроил за столом в Бельвю встречу двух человек, генерал-аншефа канадской армии и Шарля Лебо, или Сурикэ, или Звездной бури; последний не знал, да и не интересовался совсем, кто был тот господин, с которым он обедал.
Но это инкогнито раскрылось, когда перед обедом граф представил их друг другу; в Америке человек ценится только по личным своим качествам, социальные различия там неизвестны, поэтому взаимное представление Монкальма и Шарля никому не показалось странным, особенно Сурикэ, который был слишком скромен, чтобы хоть на минуту подумать, что обед дан именно ради него. Встреча была любопытная и очень интересная. Естественно, разговорились прежде всего об охоте; Шарль выказал глубокое знание Канады, ее топографии, истории индейских племен, ее населяющих, знание их нравов, их политики, их языков, на которых он свободно говорил; знание канадской флоры и фауны, ее природных богатств, о которых никто и не подозревал; он указал на сильные и удобные в военном отношении позиции, которые легко можно укрепить, указал несколько действенных способов остановить вторжение англичан и помешать нападению индейцев, которых англичане подкупали.
