Скрываясь за деревьями, пользуясь «дымовой завесой» предрассветного тумана, партизаны неслышно вышли на опушку, разгребли снег, устроили парные ячейки, застлали их дно прихваченными с собой еловыми ветками и залегли. Теперь осталось ждать рассвета, то есть того времени, когда на железной дороге начнется движение.
Уже под утро, изредка постреливая из пулеметов по подозрительным местам, пробежала автодрезина. Затем, пыхтя, протащился контрольный поезд. Партизаны ждали. Они заранее договорились пропустить «без задержки» три эшелона, тем самым усыпить бдительность охраны, и тогда рвануть четвертый.
Время шло. Проскочил первый поезд, за ним — второй и третий. Минеры приготовились, Аня сняла полушубок, чтобы легче было бежать, и, связав его в узел, положила на снег. Затем вновь надела маскхалат, подоткнув его полы под ремень.
Теперь, как казалось, минуты тянулись совсем медленно. Нервное напряжение разгорячило людей, сделало дыхание нечетким и прерывистым.
Наконец послышался шум поезда. Эшелон шел на хорошей по тем временам скорости — километров тридцать в час. Видно, немецкий машинист торопился проскочить опасный лесной перегон.
На повороте поезд закрыл собой дзот, сделав его абсолютно безопасным для минеров. Теперь исход задуманного решали доли секунды. Когда до паровоза осталось не больше двухсот метров, Футьянов крикнул:
— Давай!
Аня выскочила из укрытия и бросилась к насыпи. Ее товарищи приникли к автоматам.
Добежав до полотна, Аня упала на откос. Движение — и толовые шашки прижаты к рельсу кучкой снега. Еще движение — шнур с детонатором лег на головку рельса. Осталось плюнуть на капсюль, чтобы его прихватило морозом к металлу и он не смог случайно скатиться в снег.
Стремительно оттолкнувшись от шпалы, низко пригнувшись, Аня кинулась к спасительному овражку, где тотчас прижалась всем телом к земле. И едва-едва она успела сделать это, как грохнул взрыв. Скрежет металла, свист и шипение пара, вопли гитлеровцев — все это разом спугнуло лесную тишину. Партизанская группа человек в тридцать открыла по эшелону, по мечущимся врагам шквальный огонь.
Как только умолкло эхо взрыва, Аня поднялась вновь и побежала по овражку в сторону леса, туда, где уже собрались партизаны. Поспешно надевая лыжи, они один за другим уходили в еловую глухомань.
Последними подбежали Футьянов и командир. Они помогли девушке одеться, стать на лыжи и, прикрывая ее сзади, легко и стремительно заскользили по лыжне, проложенной ушедшими вперед.
— Полный порядок, Анка? — спросил на ходу командир.
— Полный.
— Самый полный! — подтвердил Андрей. — Все живы-здоровы, дело сделано, погони не видать. Так, Анка?
— Так. Только пить хочется, ужасно хочется пить…
— Потерпи, немного осталось! — Футьянов шумно дышал почти у самого затылка девушки.
— Потерплю конечно! — откликнулась она, ускоряя шаг.
На следующий день минерам не повезло. Едва дошли до лесной опушки — их обнаружили фашисты, открыли огонь. Еще двое суток не принесли удачи. Наконец Андрею удалось подложить мину под эшелон с платформами, груженными пушками. Все это ухнуло под откос.
И опять — неудачи. Едва разведчики появлялись у крайних деревьев вырубки, как их обнаруживала немецкая охрана и начинала бешено обстреливать. Были ранены пулеметчик Максимов и разведчик Сергеев. Но не в обычае у федоровцев приносить неиспользованные мины назад, на базу. Каждый день группа подрывников продолжала караулить «железку», выжидая подходящий случай. Пренебрегая опасностью, вдоль полотна ползали разведчики, выискивали малейшую оплошность немецких охранников, но все безрезультатно. Настроение у минеров заметно портилось.
— Товарищи, — заговорила Аня в одну из бессонных ночей, — а что если…
Ее план был прост. Он ничего не требовал особенного, кроме отчаянной смелости минера. Аня предлагала подойти к дороге сразу с наступлением темноты, но не к самой вырубке, а в том месте, где рванули первый эшелон. Залечь. Когда же на кривой состав закроет дзот, выскочить на опушку, открыть огонь, а минеру — броском к насыпи.
План приняли уже потому, что надоело ждать и надеяться на какой-то особо удобный случай и видеть, как фашистские эшелоны все идут и идут к линии фронта, победоносно посвистывая у ближней станции.
Ночь провели в снежных ямках, тесно прижавшись друг к другу. На рассвете Аня и Андрей подобрались к знакомой уже лесной опушке и притаились за крайними деревьями. Лежали, боясь пошевелиться, поднять голову, дышали в снег, чтобы пар от дыхания не был замечен патрульными. Холод пробирал до костей, коченели ноги, больно покалывало в одеревеневших от неудобной позы руках.
— Слышишь? Идет! — прошептал Андрей. Аня задержала дыхание. Действительно, издалека доносился характерный перестук колес. Аня заторопилась: лежа попыталась стащить с себя полушубок, но занемевшие руки не хотели слушаться.
— Ань! Может, я? — Футьянов кивнул головой в сторону магистрали.
— Моя очередь!
Эшелон стал уже виден. Шумно попыхивая, паровоз вписывался в кривую. За ним тянулся длиннющий хвост вагонов, закрывая собой дзот. На опушку леса выскочила цепь бойцов группы прикрытия и сходу открыла огонь по вагонам.
Аня сбросила валенки и в одних носках кинулась к рельсам. Она бежала, прижав мину к груди, стремительно, как когда-то на стометровке, на стадионе. Но если там, на стадионе, она видела перед собой яркую финишную ленту, то здесь, сейчас, для нее этой желанной лентой была стальная двухполоска дороги.
Ее заметил солдат, сидевший на тендере, и, вскочив, судорожно схватился за пулемет. Его самого достала очередь из автомата Андрея… Все тридцать два партизана развернутой цепью залегли на опушке и вели огонь по составу. Это было нечто новое в диверсионной практике: обычно сначала подрывали эшелон, а потом пускали в ход автоматы.
Аня ставила мину, а паровоз на всех парах мчался прямо на нее. До него осталось с полсотни метров. Дело сделано — надо «бежать! И Аня побежала… Взрыв! Что-то резкое и горячее толкнуло Аню в спину. «Умираю», — промелькнуло в ее мозгу.
Первыми заметили случившееся Кравцов и Футьянов. Прямо на лыжах они кинулись к девушке, распластавшейся на снегу. За ними — еще двое. Остальные продолжали решетить уцелевшие вагоны.
Аня лежала шагах в тридцати от места крушения, лицом вниз. Не мешкая ни секунды, ее подхватили на руки и помчались обратно, к лесу.
Там перевязали раны, уложили на тут же изготовленную волокушу…
