Он готов был снова оборвать Стрингера, если тот вмешается со своими поправками. Он помнил, что говорил Стрингер: три ночи на крыло, три — на фюзеляж и гондолу. Почти неделя, но невозможно представить, что с ними будет через неделю. Он испытующе смотрел в лица окруживших его людей.
— Итак, Стрингер разработал очень красивый проект, но я убедил его, что условия необычны. Главное — это сделать самолёт, который сможет пролететь пару сотен миль, после чего неважно, если он и развалится при посадке. — На то, чтобы убедить конструктора в «необычности» условий, ушло полчаса. — Поэтому сосредоточимся на идее мощности и летучести и больше ни на чем. За свой внешний вид эта игрушка призов не потребует.
— Короче: отверстия в панелях мы не вырезаем, а выбиваем, — внёс ясность Кроу.
— Правильно. — Штурману понравился тон Кроу. Парень готов вдребезги разнести весь самолёт, а потом сколотить из него новый. — Если возникнут вопросы, обращайтесь к Стрингеру. Он у нас босс, — заключил Моран.
Он отступил на шаг, сложил на груди руки и красноречиво глянул на длинную худую тень Стрингера. После неловкого молчания Стрингер спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Кто хотел бы наладить генератор? Свет очень важен.
— Я, — вызвался Белами. Впервые они обращались непосредственно к Стрингеру.
— В механике разбираетесь? — Стрингер словно ступал по зыбкой почве, явно напуганный словом «босс».
— Диплом строителя, — кивнул Белами.
— О! На обшивке правого мотора я сделал грубый чертёж. Это вовсе не проблема — два шкива и рукоятка привода. Удобные шкивы можно найти в аварийной цепи в хвосте — они нам больше не понадобятся. Вместо кабеля используйте изолированный провод для крепления лёгкого груза — это в шкафчиках в задней части салона. Укрепите его на чем-нибудь поблизости от батарей — я их отсоединил на случай короткого замыкания.
Белами вновь кивнул и ушёл.
— Да, вот это крыло, — присвистнул Кроу. — Должно весить добрую тонну.
— Воспользуемся вагами и тросом. В кабине есть стальной рельс и лебёдка, рассчитанная на три тонны груза. Позже я покажу вам, — сказал Стрингер.
Снова установилось молчание. По песку потянулись тени западных дюн, свет приобретал темно-оранжевую окраску.
— Пора, — сказал Моран, и они зашевелились.
Перед самым закатом увидели медленно плывущие по небу тёмные силуэты. Моран подошёл к краю дюн и спросил:
— Ты видел?
Таунс резко обернулся: он не слышал, как подошёл Моран.
— Кого? — он нахмурился.
— Стервятников.
— Угу.
Они проплыли по небу с юга на север, туда, куда ушли трое — Харрис, Робертс и Кобб.
— Фрэнк… Нам ведь здесь долго не продержаться. И нет никакого смысла идти вслед за ними. — Песчаный океан забагровел на севере, на небе заблестела первая звезда. — Стрингер предлагает единственный выход, и мы хотим, чтобы ты был с нами.
Было уже темно, когда они вместе спустились с дюн, а вдали, среди тёмных очертаний самолёта, горела электрическая лампочка и слышался шум инструментов. Кто-то насвистывал.
Металл обшивки был холодный. Белами постоял около него с минуту, прикоснулся языком, как бы пытаясь извлечь влагу, но поверхность была суха. До этого он так же пробовал шёлк навеса, но и он был сух. Ночью ветра не было.
Край восточного горизонта осветился. На руке саднил ушиб. Когда освободили крепление крыла, под его тяжестью сломались козлы и сшибли его с ног.
На песке распростёрся Кроу, уставив взгляд в светлеющее небо.
Белами улёгся рядом.
— Росы нет, Альберт.
— Не было ветра, нет росы.
У Кроу ныло все тело, рот ссохся. Дважды за прошедшую ночь он спускался в салон, находил свою бутылку, брал в руки, встряхивал, прислушиваясь к идущей изнутри музыке, но всякий раз удавалось пересилить себя и не прикасаться к пробке. Новая выдача из аварийного бака будет на рассвете. Вместе с собранным вчера дополнительным галлоном воды осталось на пять суток — по пинте на каждого. Но и думать нельзя о том, чтобы залезть в завтрашнюю норму, потому что если больше не случится росы, это — конец. Пять суток по одной пинте, ещё два дня вообще без воды, и — конец. А Стрингер сказал, на все уйдёт тридцать дней.
— Ты ел финики, Альберт?
— Верблюжий корм не по мне. Не могу проглотить.
Сержант обошёл крыло и упал на песок рядом с ним.
— Привет, радость моя, — сказал Кроу. Ответа не последовало.
Лумис стоял у хвоста, наблюдая, как луч света серебрит горизонт. За считанные минуты свет стал багровым и окрасил дюны — враг пробуждался. Лумис видел, как улёгся на песок Уотсон. Вчера вечером, перед началом работы, Лумис подошёл к сержанту.
— Понимаешь, — попытался он втолковать парню, — этот шанс мы должны испробовать все вместе, а не кое-кто из нас. Ты один из самых крепких. Понимаю, дело не в том, что ты боишься тяжёлой работы…
Сержант зарывал в песок свои босые ноги, обдумывая ответ.
— У нас только один шанс — затаиться и не шевелиться, а если и это не спасёт, то ничто уже не спасёт. Послушай, я — в армии, понял? Завербовался на следующие десять лет, и не спрашивай, почему я это сделал. У меня квартира на Фэнхем Ист, рядом с газовым заводом. Это единственное на свете место, куда я могу сунуться, — там живёт моя тёща и вся чёртова женина родня. Если бы у меня была с собой её карточка, я бы её тебе не показал. Она весит за сто кило, а волосы, как растрёпанный веник, не говорю уж о голосе. Слава богу, у нас нет детишек.
Глядя в глаза Лумису, он засомневался, можно ли все это выразить словами.
— Я в армии скоро уже девятнадцать лет. Видел войну и все такое, а потом меня пинали по всему свету люди вроде этого Харриса — слыхал его вечное «Сержант Уотсон!»? Он и другие ублюдки так погоняли меня, что — веришь? — я сыт всем по горло. А теперь скажу тебе кое-что такое, что тебе покажется смешным. Я в отпуске. В отпуске с того самого момента, как мы сюда свалились, понял? Я не в армии, и Харриса тут нет, и нет никаких других дел, кроме как сидеть без ботинок с утра до ночи и вспоминать всех женщин, с какими имел дело. А если нас не найдут и такая моя судьба, то я умру спокойно. И хочешь знать ещё? У меня при себе пятьдесят монет. Сойдут за обратный билет, дополнительный, конечно, а? Я ведь первый раз провожу отпуск не на этой занюханной Фэнхем Ист, где меня ждёт с протянутыми руками весь выводок. Пятьдесят монет, и не на что их тратить, здесь-то! Подумать только! — Он дёрнулся всем телом, между истёртыми кривыми пальцами ног засочился песок. — Прямо как миллионер в отпуске!
Лумис возразил:
— Но если мы построим этот самолёт, ты ведь будешь его пассажиром? Что скажешь на это?
