побежала Петьку спасать. Понятия не имею, что она там, в том доме увидела, кроме этой иконы. Когда я стала её пытать об этом – упёрлась. Но вряд ли там Петька был, потому что утром его нашли за три километра от того дома, в поле, уже остывшего.
– А с иконой-то вы что сделали?
– Понесли её в поле, чтоб там спалить. Бутылку бензина взяли с собой и спички. Было уже темно. Положили мы эту бабу – в смысле, икону, на большой камень, вынула я из бутылки пробку, и тут вдруг – крик! Да такой, что я и Маринка буквально сели на жопы. Потом мы обе вскочили, и – понеслись. Надо было видеть, как мы бежали! В деревне только остановились. На другой день у меня внезапно открылись ранки от гребешка, хотя с того дня, как я им поранилась, год прошёл. И весь этот год нога была невредимая. Тем не менее, я пошла потом с Маринкой взглянуть, лежит ли икона там, где мы её бросили. Оказалось, что не лежит. Исчезла бесследно.
– А кто кричал-то? Ты видела?
– Нет, не видела. Но могу сказать точно, что крик раздался у нас под носом. Со всех сторон на два километра был ровный, скошенный луг. Заливной, около реки. У тебя, случайно, руку не щиплет?
– Нет, – встревожилась Кременцова, – а что такое?
– Медленно стало капать. Рядом с твоей рукой – регулятор. Подрегулируй, а то до вечера пролежишь.
Ускорив поток раствора, Юля спросила:
– А где Маринка сейчас? Что с ней?
– Понятия не имею. Я ведь не видела её с того лета.
– А ты фамилию её знаешь?
– Знаю. Лазуткина. Лазуткина Марина Сергеевна. Родилась пятнадцатого апреля шестьдесят девятого года.
– А где, где, где родилась? – встрепенулась Юля. Анька задумалась.
– Если я ничего не путаю, в Люберцах. Ну, по крайней мере, жила она тогда в Люберцах.
– Ага, ясно. А ты не знаешь, где здесь находится телефон?
– На лестнице, на втором. Но тебе, я думаю, разрешат позвонить и из ординаторской.
Кременцова мысленно согласилась с этим предположением.
– Я не удивлюсь, если ты найдешь её в психбольнице, – продолжила, с полминуты помолчав, Анька, – она конкретно рёхнутая была.
– Зачем же ты согласилась жечь с ней икону?
– А ты бы в пятнадцать лет отказалась, если б тебе предложили что-нибудь сжечь?
Юля не успела ответить, так как вошла Галина Иосифовна – без маски. Лицо у неё оказалось весьма приятным. Подойдя к Кременцовой, Она потрогала её лоб, пощупала пульс, затем сообщила:
– Юля, звонила ваша начальница. Она меня попросила обследовать вас как можно более тщательно. Вы не против?
– Нет, я не против, – пробормотала Юля. В душе она была сильно против, но не смогла на сколько-нибудь вменяемом уровне сформулировать возражение.
– Хорошо. Тогда воздержитесь в час от обеда, а к трем часам спуститесь с историей на второй этаж, в кабинет номер двадцать шесть. Там вам проведут УЗИ почек и брюшной полости. После этого пообедаете. Историю вам принесёт Илюша. Договорились?
– Договорились.
– Отлично. Анечка, всё в порядке?
– Да, всё в порядке.
Пощупав пульс второй пациентки, врач взглянула на капельницы.
– Практически всё. Сейчас вас освободят. Ну а я прощаюсь с вами до завтра, девочки.
Улыбнувшись, вышла.
– Какая ж сука эта Инна Сергеевна! – возмущённо крикнула Кременцова, хлопнув ладонью по одеялу, – ну в каждой бочке затычка! Чего звонит?
– Но никто тебя ведь силком на УЗИ не тянет, – сказала Анька.
– Силком-то нет! Но если я вдруг потом возьму больничный – хоть через двадцать пять лет, хоть из-за ангины – она ж меня доконает! Будет пилить – вот я, мол, тебе тогда говорила, что нужно было обследоваться!
Пришла внутривенщица, разозлённая чем-то. Без единого звука она сняла и унесла капельницы. Кременцова с Анькой отправились в туалет. На обратном пути они зашли в процедурный, заметив перед ним очередь на уколы. Колол всё тот же Илюха. Бережно разбираясь с Анькиной задницей, он сказал Кременцовой, спускавшей джинсы:
– Юлия Александровна, через десять минут загляните в клизменную.
– Чего? – переполошилась Юля, – в какую клизменную? Зачем?
– Вам поставят клизму, согласно правилам.
Голопопая Анька противным возгласом выразила сочувствие. Кременцовские уши вспыхнули.
– Клизму? Мне?
– Галина Иосифовна назначила вам УЗИ брюшной полости?
– Да, назначила.
– В таком случае, вам от клизмы не отвертеться. Это – обязательная процедура перед УЗИ.
Когда вернулись в палату, Анька сказала Юле:
– Я видела у тебя халатик. Ты лучше штаны с трусами сними, а его надень.
– Почему?
– Потому, что до туалета от клизменной через весь коридор бежать. А если не добежишь, то штаны с трусами придётся выкинуть. Здесь стиральной машины нет.
– Твою мать!
Поспешно переодевшись, Юля с нетерпеливой руганью откопала в тумбочке косметичку, и, сев за стол, с помощью теней придала глазам величаво-хищное выражение.
– Да ты к клизме готовишься, как к свиданию, – усмехнулась Анька.
– Не вижу никакой разницы.
– То есть, как? Тебя ведь клизмить не Илюха будет, а медсестра!
– Не вижу никакой разницы, – повторила Юля. Стараясь всё делать быстро, она нанесла на лицо тональник, припудрилась, провела по губам помадой и поднялась. Анька оглядела её и неодобрительно помахала чёлкой.
– Нет, не пойдёт. Для Илюхи это было бы то, что надо, а для Эльвиры, которая клизмы ставит, слишком уж вызывающе. Она может тебя с собой перепутать.
– Так она – хищница?
– Да. Тигрица.
Но Кременцова образ менять не стала. Оставив Аньку скучать в палате, пошла.
Клизменная, точно, располагалась в дальнем от санузла конце коридора. Возле неё на кушетке сидела девушка с наглыми голубыми глазами, бледным лицом и короткой стрижкой. На ней был также халат.
– Ты очереди на клизму ждёшь? – сходу обратилась к ней Юля.
– Да.
Кременцова села рядом с девчонкой. Та, видно было, чувствовала себя не очень комфортно – сидела то на одной половинке попы, то на другой, и ругалась шёпотом. Вдруг спросила, косо взглянув на Юлю:
– Ты с чем лежишь?
– Проколола ногу. А ты?
– Меня положили на операцию. Очень сложная операция на прямой кишке. Завтра утром будет, поэтому целый день сегодня клизмят.
– Что с тобой случилось?
Девчонка заколебалась, медля с ответом.
– Ну, понимаешь… ну, как бы это сказать… меня изнасиловали.
– О, боже! – с лютой тоской воскликнула Юля, – да сколько вас ещё здесь?
– Это в каком смысле? – не поняла девчонка. Но разговор на этом прервался, так как дверь клизменной распахнулась, и в коридор рысцой выбежала весьма красивая дама лет сорока, в голубой пижаме. Зачем-то пристально поглядев на двух ожидающих, она ринулась к туалету, да с такой скоростью, что шагавшие ей навстречу два врача в масках еле успели посторониться.
– Надо идти, – со вздохом промолвила кременцовская собеседница, поднимаясь. Приоткрыв дверь, спросила:
– Эльвира, можно к тебе?
Ответили утвердительно. Через три минуты девчонка выскочила с расширенными глазами, одной рукой одёргивая халат, а в другой держа оба своих тапка. Сверкая пятками, она бросилась вслед за дамой. Нужно было идти. Юля поднялась и вошла без стука.
– Вы – из прокуратуры? – спросила тонкая,
