И тем более влиятельными становились фигуры журналистов, которые не боялись светить свою физиономию и ставить настоящую фамилию под материалами. И не стеснялись высказывать своё мнение — пусть и причесанное в некотором, хотя бы примерном соответствии с генеральной линией... Нет, полесский доморощенный спецкор-оппортунист был не единственным в этом плане. И в Белорусской ССР после перевода газет на хозрасчет, и в других республиках Союза появились свои акулы пера, которые пытались поднимать острые темы, асфальтоукладчиком проходясь по местным "боярам". Конечно — после отмашки сверху. Но и это было уже великолепно!
На самом деле я думал о всяком-разном, вокруг прессы и ее влияния на развитие общества, и делал пометки — нужно же было что-то говорить юным журналистам на семинаре? Вот об этом и порассуждаем — о роли личности в журналистике. Черчилль, например, тоже был корреспондентом в свое время. И Муссолини... Не художниками, как говорится, едиными!
Я сидел в купе, пил чай с лимоном из граненого стакана в подстаканнике, смотрел на фотографию Машерова и Масуда в центре Кабула, которые пожимают друг другу руки — на первой полосе "Комсомолки", и на моей роже расцветала дурацкая улыбка: всё-таки они встретились!
Поезд стучал колесами, отмеряя километры на север, и с каждым часом становилось всё холоднее — мягкий климат Восточного Причерноморья сменился сначала промозглыми степными ветрами , а потом — холодными лесистыми просторами Среднерусской возвышенности. Москва была всё ближе.
* * *
Меня приняли как раз в тот момент, когда я по своей привычке стоял и рассматривал главный фасад Казанского вокзала. Этот шедевр модерновой индустриальной архитектуры, выстроенный аж в девятнадцатом веке по проекту Алексея Щусева уже претерпел некие изменения — годы эдак в пятидесятые здесь достроили зал пригородного сообщения. Но в целом — внешний вид Казанского очень отдаленно напоминал привычный москвичам и гостям столицы экстерьер площади трёх вокзалов... Масштабные работы тут будут развернуты еще нескоро — лет через семь...
Темнело, любоваться вокзалом мне оставалось недолго, и я решился пройти вдоль фасада, но увы!Меня ждало настоящее досадное недоразумение, если выражаться цензурно: воспользовавшись архитектурным трансом, ко мне подкрались и крепко ухватили за руки какие-то коренастые плотные мужчинки в одинаковых цивильных куртках.
— Секундочку! — сказал я и выдернул свои предплечья из их цепких лап. — Например, можно представиться, а то ведь я и драться с вами начну!
Не то чтобы я совсем не испугался... Испугался, конечно! И разозлился — не без того. Я ведь ждал чего-то подобного, но рассчитывал, что навалятся на меня вернее всего в гостинице, и поглазеть на московскую суету и сравнить ее с той же суетой, только на букву "х" и происходящей на сорок лет позже, я всё-таки успею. А фигушки! Хватают, понимаете ли, волочь куда-то пытаются...
— Вам, мужики, чтобы меня утащить, нужно было или пыльным мешком по голове бить изо всех сил, или еще четверых позвать, — глумился я. — Представьтесь пожалуйста, а то ведь милицию позову! Вон, глядите, постовой на нас косо смотрит! Может вы — уголовники?
— Товарищ Белозор, ну что же вы так? — странным тоном проговорил один из плотных мужчинок. — Вы же всё понимаете! Пройдемте в машину.
Он даже сделал широкий жест в сторону какого-то автомобиля. Ладонь у него была широкая, с короткими толстыми пальцами, а сам этот товарищ всей своей личностью и фигурой походил на Сэма Гэмджи из кинотрилогии "Властелин Колец". И, кажется, Сэм Гэмджи тут играл первую скрипку — в отличие от фильма.
— Шутите? — мои брови взлетели вверх. — Представьтесь пожалуйста, предъявите удостоверения... Вы не в форме, хватаете меня, пытаетесь усадить в автотранспорт. Я сейчас с перепугу начну биться в припадке и непроизвольно дергать руками и ногами, могу кого-то травмировать ненароком, у меня ж сотрясение мозга было, если вы не знаете!
— Какое-такое сотрясение? — неуверенно проговорил второй. — В каком-таком припадке?
— Это медикам виднее, какое там сотрясение. Грузовик меня сбил, с картошкой, — разглагольствовал я, не сдвигаясь с места. — Вот, в санатории лечился. Реабилитацию проходил после травмы. Вы что, хотите чтобы вся реабилитация пошла на смарку?
— Та-а-а-к... — тот, который был похож на Сэма, потер переносицу. — И что нам делать?
— Как — что? Представиться, показать мне удостоверения, сообщить причину задержания, потом — доставить меня... — я снова и снова повторял прописные истины. — Куда там обычно доставляют? В полицейский участок?
— Попрошу без оскорблений, гражданин Белозор! — нахмурился второй. — Доставляют у нас в отделение милиции!
Вот я и гражданином стал вместо товарища.
Второй — видимо, подчиненный — на хоббита не походил. Лицо у него было более смуглое, мясистое и свирепое, и мой мозг мигом примерил на него маску урук-хая. В целом — сходство определенно прослеживалось, даже прикус такой же, неправильный... А вот представились бы — сразу перестали бы быть хобгоблинами, не пришлось бы моему подсознанию примерять на них роли фантастических тварей.
-Капитан Семен Федоров! — всё-таки полез за удостоверением старший, как будто прочитав мои мысли.
Я едва не хрюкнул: значит — угадал? Сэм?
— Старший лейтенант Амаяк Сарумян! — тут же подхватил второй и один Бог знает каких невероятных усилий мне стоило, чтобы не заржать в голос.
Сарумян? Серьезно? Такая фамилия бывает? Дурной приступ веселья был прерван удостоверением, сунутым мне в самое лицо: транспортная милиция! Что ж, резонно — я, всё-таки, только что слез с поезда. Но к чему тогда автомобиль? Так или иначе — фамилии их я запомнил, убить меня не убьют — не идиоты же они. Так что еще пободаемся!
— Ничего-ничего, гражданин Белозор. Посмотрим, кто будет смеяться последним! — сказал Сэмуайс Федоров и открыл передо мной дверь авто. — Присаживайтесь. Рюкзачок с собой можете взять, в салон. В багажнике он без надобности!
Ну, без надобности — значит без надобности. Плотные милиционеры сжали меня своими телами с двух сторон и набычились. Я крякнул, распрямил плечи и бесчеловечно вдавил Сэма и Сарумяна в стены автомобиля. Хорошо быть Белозором!
— Ыть! — сказал Сарумян.
— Ты чего, сильно здоровый? — уточнил Сэм, он же — Семен Федоров.
— А как же! В Анакопии в санатории был, — продолжал гнать я. — Всесоюзная здравница! Подлечили меня на "пять", вот что я вам скажу... Поправил здоровье!
Машина ехала по Москве, а я дивился на чистые полупустые улицы, отсутствие рекламы, практически свободные тротуары — по меркам будущего, конечно. Ситуация меня напрягала постольку, поскольку я мог не успеть завтра прибыть в редакцию, а послезавтра — встретить Тасю. Всё остальное я уже проходил и результат в целом тоже мне был известен.
Конечно, существовала вероятность, что того милиционера с вокзала Туапсе перехватили, и... И всё равно — это ничего не меняло. Исаков знал, куда и когда я приеду, и знал про фрукты — и он совершенно точно позвонит Ваксбергу, уточнить, объявлялся ли я у него... Короче — если меня не расчленят и не закопают под кустиками в Сокольниках, или не переправят куда-нибудь в Кампучию — дубровицкая мафия меня найдет. Если еще не нашли. Они теперь высоко сидят, далеко глядят...
Это ощущение "крыши" здорово понижало уровень адреналина в крови.
* * *
Кажется, это был район Павелецкого вокзала, рассмотреть точнее я не сумел: машина нырнула в одну из бесчисленных московских улочек, мимо интересного дома — углового, с колоннами на треугольном крыльце.
— Давай, выходи! — капитан Сэмуайс Федоров не скрывал своего раздражения.
Его можно было понять: впрягли товарища транспортного милиционера в явный блудняк, и шишки собирать придется ему, а не дядям в шикарных погонах и удобных кабинетах. Удостоверение-то я видел, и имя-отчество запомнил намертво!
