непередаваемой, прямо-таки барской ленцой произнес Рудаков.
— У нас отказал мотор, Геша и еще человек на катере, их несет в открытое море и может перевернуть…
— Ты откуда звонишь?
— Их может перевернуть каждую минуту. Дай тревогу! Я доплыл…
Сказав это, Кузьма сел на стул, откинулся на жесткую, прямую спинку стула и закрыл глаза.
Его разбудили через полчаса.
Ему снились волны.
В море вышел Курбацкий на «старике» — так спасатели звали второй катер, более тяжелый, неповоротливый, с крытой палубой и маленькой каютой. Кузьму до спасательной станции подвезли на машине отдыхающие из кемпинга. Он закутался в боцманский бушлат и долго сидел не двигаясь. Потом пришел Рудаков. Начальник сразу послал его на вышку, и с высоты Игорь кричал, что он видит катера, что все идет нормально.
Как только суденышки показались в порту, Рудаков кубарем слетел по крутой лестнице с вышки и одним махом спустил на воду «туза», Курбацкий прыгнул к нему на заднюю банку, а Геша сходить на берег отказался. Рудаков недоброжелательно принял на борт парня в тигровых плавках и погреб к берегу. Кузьма, наблюдавший за всеми в окно, увидел, как старшина достал из бортового ящичка инструменты и, откинув люки, начал разбирать мотор. Лялин нашел чью-то огромную робу и комбинезон, натянул все это на себя и попросил Рудакова перевезти его на катер.
— Да будет тебе… — сказал Рудаков, — это Геша теперь не успокоится до вечера, а тебе-то там нечего делать. Давай лучше пообедаем.
— У тебя есть что-нибудь?
— Конечно. Я колбасы по дороге купил.
— Давай сюда.
Кузьма забрал сверток с обедом и шагнул в шлюпку.
— Перевезешь или нет?
— Ладно, черт с тобой, мерзни, — неохотно согласился Рудаков.
— А! Пожрать принес? Это хорошо… Это прекрасно. Ну-ка, подержи.
— В чем там дело? — спросил Кузьма.
— Если бы я знал, в чем тут дело, то я уже сидел бы в дежурке и пил пиво.
— А у тебя есть пиво?
— Оно у меня есть всегда, и ты мог бы удивляться, если б у меня его не было… — машинально бормотал старшина, не отрываясь от мотора. Его руки уже по локоть были вымазаны в отработанном масле, и от этого он немного странно покосился на бутерброды и снова склонился над мотором. — Подержи этот болт, хотя лучше не надо, не пачкай руки. Что за черт?!! Утром спросили бы меня, и я ответил бы, что скорее у меня самого будет инфаркт, чем заклинит поршень. И если учесть, что в этом двигателе подобная штука совершенно невозможна, то действительно на свете есть чудеса. «А ты твердишь, что на свете не бывает чудес. Чудес на свете много…» Вообще-то есть одна шутка… Но не думаю, что на станции мог кто-нибудь так пошутить… Не думаю… Совсем не думаю… На всякий случай, Кузьма, пошарь в бензобаке. У тебя рука тонкая, может, и пролезет.
Кузьма снял телогрейку и засучил рукава робы до самого плеча. Потом, свернув ладонь лодочкой, он осторожно просунул ее в бензобак.
— А здесь что-то есть…
— Тащи, только осторожнее.
— Рассыпается, — озабоченно сказал Кузьма.
— Ничего, ты хотя бы крупинку извлеки.
— Сейчас.
Кузьма вытащил руку и протянул ее старшине. На ладони лежали несколько прозрачных, пожелтевших от бензина, маленьких кристалликов. Геша взял руку Кузьмы за запястье и поднес к своему лицу. Несколько мгновений молча смотрел на загадочные кристаллы, потом лизнул ладонь и забрал их на язык. Долго прислушивался к своим ощущениям. Потом молча опустил руки за борт и стал их мыть, ожесточенно потирая одну о другую. Повернул голову к Кузьме и кивнул на воду.
— Мой руки, сейчас будем обедать.
— Что это? — спросил Кузьма.
— Это сахар, — равнодушным голосом ответил старшина и еще упорнее заскрипел руками.
— Какой сахар? — удивился Кузьма.
— С каким ты пьешь чай.
— Откуда он там?
— Спроси что-нибудь полегче. Мой руки. Не есть же тебе колбасу с бензином вместо горчицы.
— И что же?
— Дальше все очень просто. Некий шутник бросил сахар в бак, сахар частично растворился и проник с бензином в цилиндр. Бензин сгорает почти полностью, а сахар не успевает в момент взрыва, и на стенках цилиндра остается нагар. Последствия ты сам наблюдал. Но не в этом дело. Теперь я умру, а найду этого шутника. И тогда, когда я его найду, ему нельзя будет позавидовать.
— Ты думаешь, это кто-то специально подложил? — спросил Кузьма.
— Нет, он сам совершенно случайно туда залетел. Сто грамм сахара туда попали нечаянно, — саркастично заметил Геша и сдул поникшую, на его левый глаз кудряшку. — Не в этом же дело. Это же примитив. Мы пацанами сами устраивали такие шутки с начальником милиции. Но ведь на суше. Мы клали сахар в бак его личной машины. Единственное, чем он рисковал, это застрять по дороге из одного винсовхоза в другой. Он их постоянно инспектировал в нерабочее время. Это ведь на суше, а на море за такие шутки отрывают голову и не велят жаловаться. На море это другое дело… Хотел бы я посмотреть на этого шутника.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю.
— Когда, по-твоему, подсыпали сахар? — спросил Кузьма. Геша почесал затылок, сдвинув при этом свою береточку, типа кепочки, на самый нос, видимо, он еще не задавал себе подобного вопроса.
— В общем-то недавно…
— Почему ты так думаешь?
— Так иначе он бы весь разошелся.
— Значит, тот, кто насыпал, знал, что нам придется выходить в шторм?
— Значит, так, — мрачно согласился старшина.
— Кто был на катере перед тем, как нам выйти?
— Мы были и еще Музыкантов, пожалуй… Я его еще попросил проверить горючее.
— Значит, некому, кроме него?
— Да ну, что ты, не думаю, чтобы этот тихоня мог так пошутить.
— А если это была не шутка. Ведь он знал, что мы выходим в море в шторм.
— Ну к чему ему, подумай сам?
— Но ведь больше некому, — хладнокровно возразил Кузьма.
— Ничего не понимаю… — развел руками старшина.
— Как ты думаешь, у него есть причины злиться на тебя? О себе я и не говорю. Я человек новый. Что ему со мной делить?
— Да какие там причины?! Ничего такого я ему не сделал. Так. Может, пошутил когда, но у нас на станции над всеми смеются. Я никогда не мог бы подумать, что он способен на что-нибудь такое. Даже не представляю, что с ним теперь делать.
— По-моему, и не надо ничего делать. И говорить ничего не надо. Ведь мы же не уверены. А вдруг это не он… Такая обида парню
