— Ну и где же вы пропадали, мистер Поттер?
Всё, на что хватило ещё не отошедшего от осознания присутствия в помещении директора Поттера, было ляпнуть:
— В коридоре. А что?
После этого юный маг немедленно жестоко пожалел о своей неспособности достигнуть компромисса с языком, ибо директор, услышав ответ, трижды переменился в лице, взмахнул подбородками и, брызжа слюной и наливаясь краской прямо как дядя Вернон в моменты бешенства, поведал Гарри, кто он такой есть и зачем на этом свете появился. Гарри смиренно внимал лекции о своей безалаберности и бездарности, в то время как остальной класс, сидя на травке, шёпотом обсуждал перспективу проведения немедленного аутодафе присутствующим представителям рода свинячьих. При этом Рон, как главный идейный вдохновитель, многозначительно запустил в тлеющие головешки заклинанием огня, дабы развести магический огонь, который возьмёт и волшебника. Гарри же в этот момент отчаянно пытался не зевнуть. Вожделенная тишина воцарилась в кабинете лишь после приказа директора Гарри Поттеру этим же вечером явиться к нему в кабинет.
Гарри, задумчиво потерев затылок, прикинул на пальцах, сколько преподавателей сегодня хотели его видеть после уроков, и тихо поразился собственной востребованности: столько учителей одновременно не беседовало по душам даже с близнецами Уизли, не говоря уж о всяких там подражателях. (Юный спаситель мира страшно поразился бы, узнав, что одну небезызвестную хогвартскую четвёрку анимагов не далее как двадцать лет назад преподаватели вызывали на ковёр по пять-шесть раз в день семь дней в неделю, но доказать всё равно практически ничего никогда не могли).
Гарри, клятвенно пообещав директору явиться не позже полуночи, поспешил заверить его, что он осознал свою ошибку и будет очень стараться исправиться. После этого Берк крякнул, ещё раз неприязненно зыркнул на юного нахала и вновь опустился в тяжёлое дубовое кресло, которое одним только своим наличием портило пейзаж (чего уж говорить о содержании этого самого кресла?…)
Сам же Гарри, украдкой продемонстрировав спине профессора своё к нему отношение (лучше бы, конечно, прямо в лицо, но ещё одной порции нравоучений сегодня юноша бы не вынес), тяжело плюхнулся на траву рядом с Роном и Гермионой, с виноватым видом пожав плечами, когда Флоренц попытался изобразить классический укоризненный взгляд.
— Чего Снейп хотел? — шёпотом осведомился Рон, когда подавляющее большинство учеников переместились в верхние слои астрала, вплотную граничащие с царством Морфея, и были просто не в состоянии слушать одновременно и мерный голос преподавателя, и тихий шёпот Уизли.
— Сказал, что МакГонагалл хотела видеть после уроков, — ответил развалившийся на траве Поттер, приоткрывая один глаз. — А ещё что вот он, — кивок в сторону расплывшегося в кресле директора, мерно и громогласно храпящего, — мысли читать, скорее всего, не умеет.
— А-а, — отстранённо ответствовал Рон, плавно переходя в состояние автопилота, в котором он глубокомысленно моргает глазами в такт объяснениям преподавателя.
Следующим уроком в расписании стояло ЗОТИ. Аллерт сегодня особенно порадовал. В этот день он заявился на урок исключительно довольный собой, что настораживало.
— Ну что ж, уважаемые, — жизнерадостно начал он, — расскажите мне, пожалуйста, что это?
И профессор помотал в воздухе листом пергамента, на котором было нарисовано Нечто. При более внимательном рассмотрении это оказалась карикатура на Берка и самого Аллерта, причём карикатура весьма пошлого содержания. Естественно, что изобразить подобное мог лишь один ученик шестого курса Гриффиндора — Дин Томас. И так же естественно, что никто профессору об этом не сообщил. Впрочем, похоже, этого и не требовалось, потому что Аллерт недвусмысленно вытаращился именно на Томаса, одной рукой вальяжно опершись на стол, а второй продолжая помахивать в воздухе бессмертным произведением искусства. Ответа не последовало, хотя по выражению лица Дина было видно, что такое внимание к своей персоне ему очень не нравится. Да и притворяться белым и пушистым он долго не сможет.
— А знаете ли вы, мистер Томас, — медленно продолжил профессор, — что за подобные выходки ученикам грозит исключение?
— Боюсь, что никогда ни о чём подобном не слышал, — пошёл в ва-банк Дин, убоявшись исключения и, как следствие, обретя несвойственную ему обычно наглость. — А что?
— Юноша, вы не в том положении, чтобы хамить, — моментально окрысился преподаватель, по всей видимости задетый за живое попавшим к нему в руки изображением.
— А разве я в положении? — мастерски изобразил идиота Томас, недоумённо оглядывая собственный живот.
— Мистер Томас, в ваших же интересах немедленно сознаться и выдать имена своих пособников! — профессор озверел и утратил всякую связь с действительностью. По крайней мере, судя по выражению лица, достойному раненного быка в разгар корриды, было именно так. Остальные ученики взирали на происходящее со своих мест, в полной тишине и с нескрываемым интересом. Веселее всего было ребятам, оккупировавшим первую парту — Рону, Парватти, Гермионе и Гарри, который, правда, вместо того, чтобы следить за развитием событий, остекленело уставился на злосчастную карикатуру, которую преподаватель по-прежнему сжимал в руке, хотя, скорее всего, давно забыл о её существовании, ибо, как всем было хорошо известно, у профессора на нервной почве чердак давно в подвал переехал.
— Чего? — Дин, похоже, искренне не въезжал в происходящее.
— Выкладывай, зачем ты это рисовал, и кто твои сообщники! — не выдержал такой тупости профессор.
— Что рисовал? — удивлению Томаса, казалось, не было предела.
— Вот это!!! — голосом страдающего запором носорога взревел он, вновь обращая своё высочайшее внимание на листок пергамента… от которого остался один только тлеющий огрызок. Узрев, во что превратилось главное и единственное вещественное доказательство, профессор впал во второй шок, не выходя из первого. Впрочем, он тут же глубоко вдохнул и, по всей видимости, принялся считать до десяти, что, безусловно, делало ему честь.
— Вот что, господа, — дрожащим от еле скрываемого гнева и досады голосом выдавил Аллерт, — с этого дня никто из находящихся в стенах этой школы более не вправе критиковать министерских работников. Иными словами, в Хогвартсе вновь устанавливается декрет о гласности Долорес Амбридж.
Гарри, который в данный момент думал в основном о так необходимом ему сейчас шоколаде, про себя с грустью отметил, что всё вновь идёт по накатанной колее: свобода слова в Хогвартсе только что была безжалостно ликвидирована. А теперь, мистер Поттер, у меня будет для вас индивидуальное задание…
