— Марта?
— Она здесь, — попытался крикнуть Шилдс. — Пожалуйста, помогите мне.
Ответа не последовало, но он услышал звук шагов по груде обломков. Вскоре кусок обрушившего потолка отодвинули в сторону, и появилось лицо с седой бородой.
— Моя Марта, вы видели мою Марту?
Человек находился в состоянии шока, произносил слова механически, не меняя тона. Лоб в глубоких ранах, глаза безумно блуждали.
— Юная девушка с длинными светлыми волосами?
— Да, да, моя дочь.
Шилдс сделал жест в сторону тела девушки.
— Боюсь, она покинула нас.
Бородатый человек лихорадочно расширил отверстие и влез через него. Он подошел к девушке, и его лицо застыло в непонимании. Мужчина поднял окровавленную голову. В течение нескольких мгновений он не произносил ни звука.
— Она не страдала, — мягко произнес Шилдс.
Незнакомец не отвечал.
— Простите, — пробормотал Шилдс.
Он чувствовал, как корабль резко кренился на правый борт. Снизу быстро поступала вода, времени почти не осталось. Нужно было спасти несессер.
— Вы знаете, что произошло? — начал он.
— Столкновение, — последовал ответ. — Я находился на палубе. Из тумана появился другой корабль. Протаранил нас в борт, носом.
Отец сделал паузу, вытащил носовой платок и вытер кровь с лица мертвой девушки.
— Марта умоляла меня взять ее с собой в Англию. Мать оставалась непреклонной, но я сдался. О, Боже, если бы я знал…
Его голос затих.
— Вы ничего не можете сделать, — сказал Шилдс. — Нужно спасаться.
Отец медленно повернулся и посмотрел на него невидящими глазами.
— Я убил ее, — хрипло прошептал он.
Шилдс не мог выдержать этого. В нем закипела злоба, вылившаяся в порыв отчаяния.
— Слушайте! — громко сказал он. — Потерян несессер с документом, который должен попасть в министерство иностранных дел в Лондоне!
Теперь он перешел на крик:
— Пожалуйста, найдите его!
Вода уже кружилась небольшими водоворотами на расстоянии нескольких футов от них. Поток, который поглотит всё, подберется к ним всего через несколько секунд. На поверхности наступающей воды виднелись пятна нефти и угольной пыли, ночной воздух снаружи пронизывали крики умирающих.
— Прошу, выслушайте меня, пока еще есть время, — умолял Шилдс. — Ваша дочь умерла.
Он бил сжатыми кулаками по металлу, сдирая кожу и не чувствуя боли.
— Уходите, пока не поздно. Найдите мой дорожный несессер и заберите его с собой. Отдайте его капитану, он знает, что делать.
Губы отца задрожали.
— Не могу оставить Марту одну: она боится темноты, — прошептал он, словно на исповеди.
Ничто не могло пронять сраженного горем отца. Мужчина склонился над дочерью и поцеловал ее в лоб. Затем он разразился рыданиями.
Странно, но ярость, охватившая Шилдса от безысходности, исчезла. Он смирился со смертью. За несколько оставшихся кратких мгновений он перешагнул за грань реальности и увидел вещи с потрясающей ясностью.
Затем из глубин корабля раздался грохот разорвавшихся бойлеров. Корабль перевернулся на правый борт и ушел вперед кормой на дно реки. С момента столкновения в темноте глубокой ночи до полного исчезновения корабля прошло менее пятнадцати минут.
Было 2 часа 10 минут ночи.
Шилдс даже не старался сопротивляться и задерживать дыхание. Он открыл рот и проглотил отвратительную на вкус воду, давясь, когда она прошла в горло. Погрузился в безвоздушную могилу. Не пришлось задыхаться и долго страдать. Сознание отключилось быстро.
И затем уже ничего не было, абсолютно ничего!
«Жуткая ночь», — думал Сэм Хардинг, билетный агент Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек», стоя на платформе своей станции. Он видел, как тополя, окаймляющие железнодорожное полотно, гнутся под ужасными порывами ветра.
Сэм ощущал конец теплой волны, которая сожгла штаты Новой Англии; самый жаркий май с 1880 года, как объявила газета «Уэкетширс уикли», напечатав это красными буквами. Молнии зигзагами сверкали в предрассветном небе, температура за один час упала на двадцать четыре градуса. Хардинг обнаружил, что дрожит от внезапного похолодания, когда ветер продувал его хлопчатобумажную рубашку, мокрую от пота, выступившего из-за высокой влажности воздуха.
Внизу на реке он видел огни цепочки барж, когда они разрезали носом встречное течение. Один за другим желтые огни гасли и затем загорались вновь, когда баржи проходили под быками огромного моста.
Станция Хардинга размещалась на внешнем периметре города, где пересекались и расходились в разные стороны железнодорожные пути. Главный путь уходил на север в Олбани, боковая ветвь сначала шла на восток через мост Дьювилль — Гудзон к Колумбиавиллю, а затем поворачивала на юг к Нью-Йорку.
Хотя с неба еще не упало ни капли, в воздухе определенно запахло дождем. Хардинг прошел к гаражу депо, где стоял его «форд-Т», соединил ряд небольших шнуров под краем крыши и опустил боковые ставни из искусственной кожи над дубовыми боковыми панелями. Затем закрепил их на месте с помощью застежек и вновь отправился на станцию.
Хайрам Мичум, ночной дежурный «Вестерн юнион», склонился над шахматной доской, поглощенный своим любимым времяпровождением, — игрой в шахматы с коллегой-телеграфистом на другом конце линии. Стекла в окнах дрожали от ветра. Хардинг снял кофейник с керосиновой печки и налил себе чашку.
— Кто выигрывает?
Мичум поднял глаза.
— Играю со Стендишем из Джермантауна. Он заядлый игрок.
Телеграфный ключ заплясал вновь, и Мичум передвинул одну из шахматных фигур.
— Ферзь и конь, — ворчал он. — Совсем не радует.
Хардинг вытащил часы из кармана жилета и изучал циферблат, задумчиво хмуря брови.
— «Манхеттен лимитед» опаздывает на двенадцать минут.
— Возможно, отстает от графика из-за грозы, — сказал Мичум.
Он отстучал свой следующий ход, положил ноги на стол и откинулся на спинку стула в ожидании ответа собеседника.
Молния, озарив небо, попала в дерево на ближнем пастбище. Хардинг глотнул дымящийся кофе и бессознательно уставился в потолок, пытаясь понять, в порядке ли громоотвод на крыше. Громкий металлический звонок телефона над бюро с откидной крышкой прервал его мысли.
— Ваш диспетчер с новостями о поезде, — предсказал Мичум, не задумываясь.
Хардинг отогнул вверх телефонный рычаг, подтянув его к себе, и прижал небольшой круглый приемник к уху.
— Уэкетшир, — ответил он.
Голос диспетчера из Олбани был едва слышен из-за статического электричества, образующегося во время грозы.
