— Я о вас ничего плохого не думаю, капитан Матео.
Раздражение Матео тут же улеглось. Марко заметил, что едва уловимая усмешка скользнула по его губам и притаилась в глубоко посаженных глазах.
— Дай мне руку, сынок, — сказал капитан Матео. — Кто знает, когда нам снова доведется свидеться. Никто не может этого сказать наперед. Может быть, это произойдет через пять дней, может быть, через пять лет, а может быть, никогда. Старый морской волк желает тебе попутного ветра. А это стоит большего, чем тысяча дукатов.
И его громовой хохот эхом прокатился по каналу. Рука Марко исчезла в огромной пятерне Матео. Но юноша выдержал это крепкое рукопожатие, не изменившись в лице.
— До свидания, капитан Матео! — крикнул он звонким голосом. — Мы свидимся через пять дней.
Рассмеявшись, Марко спрыгнул на берег и оттолкнул ногой гондолу, в которой сидел ошеломленный капитан.
* * *
Утро было прохладное и ветреное. Подняв паруса, корабль шел к форту Сан Николо. Сенаторы и настоятель монастыря, провожавшие посланцев папы, уже подходили ко Дворцу Дожей. Только Джованни и Джанина еще стояли на причале. А на палубе Марко Поло с развевающимися на ветру волосами махал друзьям до тех пор, пока они не скрылись из виду. Тогда он перешел на нос корабля, который на всех парусах выходил из залива.
Марко охватила необычайная радость. Он чувствовал себя орлом, свободно и гордо парившим в небе.
Волны разбивались о борт, узенькая коса Лидо[6] уже тоже исчезла, со всех сторон их окружала только подвижная серо-зеленая вода.
Маффео Поло стал рядом со своим племянником. И на его лице была радость, которую испытываешь всякий раз, когда корабль с поднятыми парусами покидает гавань и выходит в открытое море.
Маффёо наклонился к Марко и сказал:
— Вот мы и отправились в путь!
— Как хорошо, дядя Маффео!
Брат Гуэльмо тоже стоял на палубе, но глядел он назад, туда, где еще недавно были видны толстые стены монастыря Сан Николо. Казалось, что обитель вместе с островом Лидо погрузилась в море.
Брат Николо сидел в каюте, где были сложены дары папы великому хану: красивые хрустальные вазы, богатые облачения, священные книги, переписанные монахами, и другие ценные вещи. Всего этого было так много, что места хватало еще только для коек, прилаженных одна над другой, маленького столика и двух табуреток. Многоопытный и ученый монах был верным слугой бога, но все же, хотя брат Николо и выполнял весьма почетную миссию папы Григория X, он предпочел бы спокойную и размеренную монастырскую жизнь тяготам путешествия.
Брату Николо казалось, что качка усиливается. Он влез на табурет и, ухватившись обеими руками за поручень, дождался, пока очередной крен корабля не швырнул его прямо на койку.
Улегшись поудобней, монах с облегчением вздохнул. Он был тучен, и его живот вздымался горой, почти касаясь потолка каюты, так что поворачиваться брат Николо мог лишь с большими предосторожностями. Глядя на медленно опускающиеся и подымающиеся стены каюты, вслушиваясь в глухой рокот моря, он с горькой усмешкой думал о безмятежной жизни за надежными монастырскими стенами. Суета последних дней его сильно утомила. Вскоре он заснул и забыл о своих мытарствах.
* * *
Тем временем Марко Поло во всех подробностях познакомился с кораблем, а из разговоров с матросами узнал и кое-что о людях, которые служили на борту. Ему казалось странным, что капитан Антонио очень редко появлялся на мостике, всецело полагаясь на рулевого и на опытную команду. Боцман рассказал Марко, что капитан Антонио не прочь опрокинуть стаканчик — другой и что в его каюте всегда хранятся неиссякаемые запасы вина. Но капитана охватывал страшный гнев, когда он узнавал, что кто-либо на борту выпил хоть каплю. Уже не раз он выстраивал на палубе всех, от лоцмана до кока, и обходил строй, заставляя каждого дыхнуть. Люди невольно отступали на шаг, когда нос капитана Антонио нависал над их лицами, потому что перед подобным смотром капитан обычно поглощал в тишине изрядную дозу спиртного.
Но Антонио был отличный моряк, и поэтому матросы не злились на него за эти причуды, а только посмеивались над ним. Однажды, после страшного шторма в Бискайском заливе, капитан Антонио вызвал в свою каюту по одному всю команду и угостил каждого стаканом вина, правда и сам не забывая при этом всякий раз выпить за компанию.
Постепенно Марко Поло узнал немало веселых и печальных историй. Как хорошо было стоять на палубе и смотреть на непрерывно меняющееся море, любоваться игрой волн, переливом красок, подставлять лицо свежему ветру и следить за быстрым полетом чаек.
Но бывали на море и тоскливые дни, особенно в пасмурную безветренную погоду, когда корабль медленно тащился по морской пустыне, разом утратившей все свое очарование. Тогда мучительно хотелось ступить ногой на твердую землю, увидеть деревья, поля и людей, идущих по зеленому лугу.
— Это и есть тоска, особая морская тоска, вроде морской болезни, — объяснил ему боцман. — Она проходит, когда появляется солнце или начинается шторм. — Загорелое, обветренное лицо боцмана с маленькими умными глазами приняло таинственное выражение. — Самое лучшее на море — это шторм. Только тогда по-настоящему чувствуешь себя человеком.
Но для Марко все вокруг было настолько интересно, что он не страдал этой морской тоской. Они плыли уже три дня, а ему все еще не удавалось хоть одним глазком заглянуть в каюту капитана. Когда капитан Антонио поднимался на палубу, он никогда не забывал запереть свою дверь на ключ. А Марко тут же прокрадывался вниз и прижимался ухом к замочной скважине. Но в капитанской каюте было всегда тихо.
Неужели он ошибся? Ему трудно было в это поверить. Язычок замочной скважины был всегда опущен, и от этого подозрения Марко только усиливались. С каютой капитана была связана какая-то тайна. Это было ясно, и, кроме капитана, о ней знал только Марко. Если чутье его не обманывало, то на пятый день плавания на корабле должно было произойти непредвиденное событие.
* * *
Монахи почти все время проводили в своей тесной каюте. Марко часто заходил к ним. Брат Николо да Виченца со своей елейной доброжелательностью и плаксивым голосом ему не нравился. Зато с братом Гуэльмо он охотно беседовал. Когда Николо да Виченца, тяжело дыша, поднялся на палубу, Марко спустился вниз и постучал в дверь каюты монахов.
— Возвеличим Иисуса Христа, — сказал он вместо приветствия.
— Во веки веков, аминь. Садись, сын мой.
Брат Гуэльмо придвинул ему табуретку.
— Смею полюбопытствовать, брат Гуэльмо, что вы читаете? — спросил Марко Поло, разглядывая изящные рукописные строчки лежавшей на столе книги. Прямые буквы были ровно начертаны на желтоватой бумаге.
