– Тэбэ помотш? – говор его был твёрд, как и у всякого та-аайца. Мягкость берского языка этим обитателям бесконечных пустынь совсем не давалась.
Чернокожий зверолюд вскинул тёмные уши, чтобы внимательно её выслушать.
– Н-нет. Я сама.
Колени дрожали. Если бы не закалившие её месяцы путешествия, она бы, наверное, и впрямь не справилась без помощи. Подперев себя руками, она, покачиваясь, твёрдо встала на ноги.
Почувствовав на глазах влагу, она было потянулась к ним рукой, но та-ааец остановил её коротким.
– Нэт! Пэсок!
Она замерла. Точно! Её руки ведь все в песке. Так и в глаза попадёт.
– Сп-пасибо за предупреждение, – вежливо отозвалась она, отряхивая руки о юбку. Но безуспешно: одежда и без того грязная.
– Воды умытса?
– Да, пожалуйста… – поблагодарила она и добавила на та-аайском: – Можешь не мучиться. Я знаю рунический.
А рунический – причудливое и сложное смешение всех наречий мира – позволял и иные языки освоить.
– Ох! – проговорил он уже на родном та-аайском, улыбаясь в облегчении. – Слава Итн! А то я думал, с ума сойду. Берский – один из самых сложных языков, которые мне доводилось учить. Если не самый сложный. А мне, к слову, довелось изучить почти все языки, кроме, разве что, подводных и лонгского.
– А почему лонгский не учил?
– Из Империи Лонг сюда редко заглядывают. Говорят, их император из страны не выпускает.
Она кивнула больше из вежливости, нежели из любопытства. Говорить не хотелось. Но без этого не получалось сделать вид, что всё в порядке.
Дальше она его уже не стала слушать, лишь прошла следом. Он проводил её к кувшину за каменный дом, служивший постоялым двором. В темноте не было видно, но ей ещё днём приглянулись высокие, похожие на цапель с хохолками, пальмы. Их тень спасала от ужасающей жары. Ему было до того жарко, что когда они прибыли, он к пальмам едва ли не бежал.
В сердце больно кольнуло. Не успев даже подумать, она направила взор на воду и издалека ощутила прохладу. Вода с рождения подчинялась ей, даже нет – они были равны и доверяли друг другу. Поэтому вода сама, желая утереть хозяйке слёзы, жгутиками провела той по горящим, красным щекам.
Облепив жгуты, длинные смольные волосы окунулись в кувшин, походя на тени больших змей.
– Странно, что твой спутник решил уйти ночью, – от слов та-аайца она дрогнула. – Ночью Итн немилосердна.
Она вспомнила: так вроде называлась пустыня. В ответ она прошептала:
– Светозар никогда не боялся трудностей.
На самом деле, это была не совсем правда. Он действительно порой волновался. Но если ему что-то и взбредало в голову – любая случайная, пусть и опасная затея, – то он по какой-то неведомой причине хотел осуществить свою задумку в тот же миг. Что в такие мгновения творилось в его голове – она так и не узнала за долгие годы знакомства. Можно сказать, она вообще не смогла понять ход его мысли. Но привыкла к этому и научилась приспосабливаться.
– Пойдём внутрь.
Она вновь кивнула и проследовала за та-аайцем ко входу. С шорохом перед ней отодвинулась ткань, и она с подачи Пантеры юркнула внутрь.
В холодных каменных стенах стояло уютное тепло. Вырубленные из всё того же серого, унылого камня столы и скамьи были заняты иноземцами. Им со Светозаром повезло наведаться сюда как раз сегодня, когда оставалась последняя комната. Светозар, конечно же, начал жаловаться, что им придётся спать на одной кровати. И, возможно, так и не примирившись с этой мыслью, он решил покинуть постоялый двор.
И её.
Один столик всё же остался свободен. Рядом с проходом, ведущим на кухню. Та-ааец тут же, кого-то позвав, скрылся за перегородкой. Оттуда доносился такой манящий запах солёного мяса, что хвост не смог сдержаться и завилял сам собой.
Мерный гомон гостей заставил думать, что она принадлежала к этому миру. Она знала рунический язык, от которого произошли и все другие языки, поэтому понимала иноземцев и легко отличала их друг от друга. Эллиадцы любили тихо посидеть и обсудить насущные дела. Вондерландцы пировали и праздновали победы. Та-аайцы танцевали и пели. А беры… Хотя беров здесь и не было. Она одна. И до этого – Светозар.
Странно получалось… Вокруг мир полнился шумом, но внутри – тишина.
– Держи, – отвлёк её от мыслей вернувшийся та-ааец. – Хекет – та-аайское пиво.
– Что? Зачем? – удивлённо вскинула брови она.
– Ну, боюсь, от вина тебе будет слишком плохо, а вот хекет – самое то, чтобы забыться.
А, вот, что он подумал… Хотел утешить её таким образом?
– Но я не пью… – пролепетала она. Пантера подвинул кружку ближе, горький запах ударил в чуткий нос. – Я не могу!
– Ну и сколько же лет вы знакомы с этим Светозаром? – вдруг перевёл тему тот. – Год, пять, десять?
Мимо, мимо и мимо. Сам та-ааец уже выпил. Она вздохнула.
Отвечать хотелось и не хотелось одновременно. Ей было так больно говорить… Но мама с папой так далеко…
– Всю жизнь. Наши родители были знакомы ещё до нашего рождения.
– Ого! Наверное, у вас очень крепкая дружба… была.
Неловко улыбнувшись, Пантера отвернулся, чеша лысый затылок.
– А ты сам не догадываешься, что это было? – вскинула брови она. Взрослый же зверолюд! И простых вещей не видел?
– Догадался уже, – обиженно буркнул та-ааец. – Просто с вами, иноземцами, никогда не знаешь, когда можно называть вас любовниками, а когда – нет.
Она грустно усмехнулась.
– Не волнуйся. Беры, в отличие от эллиадцев, гораздо свободнее относятся к отношениям. Мы признаём, что секс – о, Матушка! – существует!
Кажется, она заставила та-аайца рассмеяться! Пантерин глухой смех утонул в шуме толпы, но чуткое Собачье ухо, конечно же, всё расслышало.
Хоть, наверное, время для веселья не самое удачное, но хохот та-аайца почему-то её приободрил. Чужая радость всяко важнее собственной, не так ли?
– А ты довольно язвительна, хоть и выглядишь невинной, точно абада. Не заступись за тебя твой любовничек, я бы принял тебя за ребёнка!
– Спасибо за напоминание, – отвернулась она.
С каких это пор она откровенно грубила незнакомцам?
– Хей! – окликнул её та-ааец. – Прости, я не имел ничего такого в виду. Ты просто так молодо выглядишь… Зато в старости ого-го будешь!
– На что это ты намекаешь, зверец с полинявшей шкуркой? – подозрительно сощурилась она.
– Я?! У меня жена есть, Итн упаси! – опасливо отпрянул он и снова рассмеялся. – Но я никогда не буду против выпить с красивой зверицей!
– Я же говорю, я…
– Послушай, я, конечно, не заставляю, но порой надо дать себе волю. – Он положил руку себе на голую грудь. Та-аайцы привычно ходили в одних юбках, а то и хуже. – Я же вижу, ты можешь. Язык ведь свой распустила! Значит, и выпить тебе ничего не стоит.
Ничего не стоит, говоришь? Она задумчиво посмотрела на кружку с хекетом. Запах его что-то смутно напоминал.
Точно. Папа её любил выпить. Уважаемый чудесник, а напивался до беспамятства. Ссор тогда было!.. Как мама это терпела – непонятно. С возрастом отцу это всё меньше и меньше нравилось, вскоре он стал выпивать совсем редко. Но отвращение к такому времяпрепровождению осталось навсегда. Это была, наверное, самая древняя её привычка.
Как и беготня за Светозаром. Казалось, Светозар был с ней всю жизнь. Точнее она была с ним. Он-то всегда был сам по себе. Одинокий Волк.
Она так устала… Думать о нём, вспоминать, связывать каждый миг своего существования с ним, с его навязчивым образом. Казалось бы, даже пиво, но и то напоминает о нём!
Разве так живут? Это не она… Её нет. Не существует. Существует лишь маленькая и жалкая служка Светозара.
Гневно она схватила кружку и опустошила её одним глотком. От горечи на языке хекет едва не полез наружу. Мех на ушах и хвосте ощетинился так, что она чувствовала каждую шерстинку, а кожа – загорелась румянцем.
– Надоело. Надоело жить ради кого-то!
– Вот и правильно! – похвалил её та-ааец. – Ты начинаешь понимать.
