Подойдя к липе, я осмотрел место. Примятый снег, несколько шерстинок на нем и ни пятнышка крови. Медвежонок упал с дерева с испугу, и это было только к лучшему. Разбитой походкой поплелся я к бараку, проклиная и старика, подложившего мне свинью со своим советом перезарядить патроны, и себя за то, что послушался, и весь белый свет.
Лодка стояла на другом берегу, придется лезть в холодную воду. Без всякой надежды, скорее с досады, я крикнул, и, к моему удивлению, дверь барака открылась и показался Димка. Как только он подъехал ко мне, я обратил внимание на его растерзанный вид. Лицо было исцарапано, из фуфайки клочьями торчала вата, а мои новые брюки, которые я ему дал утром, превратились в лохмотья.
— Ты что — босяка репетируешь? — спросил я, не стараясь уже узнать, почему он так рано оказался в бараке
Димка ничего не ответил и только громко икнул так, как екает селезенка у лошадей.
— Чего ты молчишь? Где это тебя так?.. — продолжал допытываться я.
Он досадливо махнул рукой, снова промолчал и снова икнул.
— Ну, что, так вот и будем икать?
— По-о… и-ик, — попытался он что-то вымолвить, — ты-ы… и-ик, — снова ничего не получилось у него. — На-а… — начал он.
— И-ик, — развеселившись, закончил я, но Димка так посмотрел в мою сторону, что меня взяла оторопь.
Я видел, что он добросовестно хотел мне ответить, но жестокая икота сотрясала все его тело.
— Уж не заболел ли ты? — Но Димка отрицательно покачал головой.
— У-у-у— вдруг зарычал он и, расставив руки, пошел на меня.
«Рехнулся», — мелькнуло у меня в голове, но Димка на меня не кидался, а только пытался что-то изобразить.
В доме все было в порядке и лишь в углу валялось небрежно брошенное ружье. Глядя, как он, усевшись на топчан, начал разуваться, я достал карандаш и бумагу и пошел к нему.
— На, напиши, коль тебя лихоманка бьет, — несмело пошутил я.
Моргунов разулся и, улегшись, недобро посмотрел на меня.
— Пшел вон! — коротко сказал он между приступами икоты и отвернулся к стене.
Взяв шомпол, я принялся выбивать из карабина застрявший патрон. Гильзу разорвало вдоль корпуса на несколько частей. Рассматривая ее, я думал о том, чем все это могло кончиться. Зарядив карабин, я пошел к бане, открыл дверь и начертил на ней углем кружок. Отойдя метров на пятьдесят, прицелился и выстрелил. На этот раз я был без фуфайки, и в первый момент мне показалось, что приклад силой отдачи оторвал мое плечо. Морщась от боли, пошел смотреть мишень. Пули не было даже в двери! Настроение у меня испортилось окончательно. Не зная, куда себя деть, я принялся готовить обед. Моргунов спал, дергаясь во сне, и мне не хотелось его будить. После обеда я вымыл посуду и пошел за водой. Из-за поворота показалась лодка со стоявшим в ней стариком. Он причалил к берегу и поздоровался.
— Вот и опять к вам дед Клюев приехал, — весело сказал он.
«Лучше бы ты совсем не появлялся, старая кочерыжка», — подумал я, но вслух ничего не сказал.
Мне не хотелось с ним разговаривать, но он без приглашения зашел в дом и пришлось терпеть его болтовню. Он рассказал, что задержал его ремонт зимовья, что сегодня он тоже охотился, но ружье осеклось.
— Ну, а вы как? — спросил он.
— Да задавили медведя, — не моргнув глазом соврал я…
— Да ну-у? — удивился он. — И большой?
— Пудов на двадцать будет.
— Ишь ты!
— Надо понимать — ружье-то сейчас что противотанковое лупит, дыра — во-о, — снял я с него шапку.
Своими разговорами мы разбудили Моргунова, и сейчас он сидел на топчане, уставившись на нас.
— А я тебе че говорил, — сказал Клюев со снисходительным превосходством опытного человека. — Дело проверенное!
— Да, как дал — так голова и долой! — сказал я.
— Ну-у?! — усомнился он.
— Не веришь? Посмотри сам. Видишь ту деревину? — показал я в окно. — Враз перешибет — на, попробуй, — и подал ему карабин.
Он взял его в руки, покрутил, и мы вышли за дверь. Потоптавшись на месте, Клюев небрежно вскинул его к плечу. Выстрел грянул — стрелок исчез. Его сдуло как ветром, и он растянулся на земле, растерянно хлопая ресницами.
— Что же ты, сукин сын, делаешь?.. — запричитал он, даже не пытаясь подняться. — Зашиб ведь начисто, подлец, а мне ведь ехать надо, меня ведь старуха ждет…
— Вот тебе на! Проверенное дело, говоришь, — досадовал я, помогая ему подняться.
Не переставая ругаться, Клюев подобрал шапку и, держась левой рукой за плечо, засеменил к лодке. Он попробовал управлять ею одной рукой, но лодка беспомощно крутилась на воде. Оглянувшись, он погрозил мне костлявым кулаком и скрылся за поворотом реки. Вернувшись в барак, я увидел, что Димка с аппетитом уплетает борщ. Наевшись, он отвалился от стола и с видом довольного и здорового человека произнес:
— Ух, хорошо!
Потом, осматривая остатки штанов, сокрушенно сказал;
— Где их теперь искать по тайге…
Я угостил его папиросой, и он чистосердечно рассказал, что произошло с ним.
Утром, торопясь к намеченному месту, он решил сократить путь. Можно было пройти лишний километр и подняться к водоразделу по отлогой ложбине, но Моргунов, чувствуя силы и вдохновение, пошел напрямик, через сопку. Сопка была крутой, заросшей чащей молодого леса, с каменистыми осыпями и буреломом. Разрядив ружье, он орудовал им как палкой, помогая себе забраться на вершину. Как ни здоровы были Димкины легкие, но скоро он едва переводил дух. Осталось каких-то тридцать-сорок метров, и он, собравшись с силами, сделал последний рывок. Вот и примеченная коряга, лежащая на самом гребне. Моргунов протянул было руку, чтобы ухватиться за нее, да так и застыл. На него в упор смотрел бурый медведь.
— Рожа у него в окно не влезет, пасть во-о! — развел он на полметра руки. — Стоит и смеется и язык в сторону отвалил, чтобы не мешал в нутро меня проталкивать.
— Прямо-таки и смеется?
— Ну, не смеется, а эдак ехидно улыбается, мол, сейчас я тебя, голубчик, употреблю, давно, дескать, ожидаю.
— Ну, и ты что?
— Ну и обставил я его… — и пояснил на мой безмолвный вопрос:
— …в беге с препятствиями, хоть у него и четыре лапы.
— И штаны на этих препятствиях оставил?
— Ага, — утвердительно сказал Димка, пуская колечки дыма.
— А чего ты икал — со страху, что ли?
— Не-е, это я запалился и воды холодной напился в ключе, — ответил он.
— А рычал чего?
— Медведя хотел изобразить…
Все это было бы смешно, если бы случилось не с нами… Охотниками мы оказались аховыми и, понимая это, не испытывали особого восторга от своих приключений. Мы молчали, думая об одном и том же: что же мы привезем домой после трехмесячной охоты?
