И прибавила вслух:
— Отнеси письмо по этому адресу, родная. Попросишь господина… Ларами… лично. Если его не будет, вернешься с письмом домой.
— И ты думаешь, он меня примет? — удивилась девушка, как и все, понаслышке знавшая этого скандально известного толстосума.
— Примет, я уверена. Поцелуй меня и ступай поскорее. Сядь в омнибус[43], не то ты устанешь.
Девушка ушла и без приключений добралась до пышного особняка Ларами.
Важный швейцар указал ей приемную и игриво подмигнул, увидев, как она хороша собой.
Конторский служащий проводил ее по коридору в холл, где ожидали посетители.
Мими, чувствуя себя не в своей тарелке, совсем оробела, завидя целую толпу снующих туда-сюда людей, роскошь, богатую мебель и драпировки. Ей захотелось сбежать.
Но она подумала о матери, о том, что этот господин Ларами богач и, возможно, занимается благотворительностью.
В числе ожидавших были инженеры, депутаты, генералы, светские дамы, наконец, люди, одетые как зажиточные рабочие. Их вид немного успокоил девушку.
Наконец подошла ее очередь.
Письмоводитель велел ей написать на чистом листе фамилию и цель посещения.
Она написала:
«Ноэми Казен, для передачи письма господину Ларами лично».
Письмоводитель, нюхом чуя просьбу о вспомоществовании, подумал про себя, что хозяин откажется ее принять.
Против всякого ожидания тот приказал:
— Пусть войдет!
Как и привратник, клерк с ухмылочкой препроводил девушку в кабинет, думая при этом: «Ах, старый греховодник, все еще за юбками бегает! А малышка чертовски хорошенькая, не сойти мне с этого места!»
Войдя в кабинет промышленного и финансового магната, Мими увидела мужчину лет пятидесяти, толстяка в парике, с глазами в красных прожилках, с отвисшей нижней губой, с толстым грушевидным брюхом — точную копию старых распутников, говоривших ей на улицах всякие скабрезности.
Медленно, со спокойным бесстыдством пресыщенного человека, он окинул ее взглядом, заставившим девушку покраснеть.
Убедившись, что она в его вкусе, старик подобрал отвисшую губу и даже причмокнул языком, как дегустатор, пробующий вино.
Мими, чувствуя себя все более неловко, поклонилась и протянула ему письмо.
Он прокашлялся и заговорил масленым голосом:
— Значит, вы мадемуазель Казен… Ноэми Казен… Мне знакомо это имя…
Не пригласив девушку сесть, он распечатал письмо и, при виде фотографии, издал возглас удивления.
Вот что он прочел:
«Подательница этого письма — ваша дочь, наш с вами общий ребенок. Вы были женаты, вы были отцом семейства, когда обманули меня, обещая свою любовь и предлагая выйти за вас замуж.
Я слушала вас!.. Я уступила вам…
Вы сделали меня матерью и бросили безо всяких средств к существованию.
Я боролась, как могла… Я осталась матерью-одиночкой, выдавая себя за вдову.
Никогда я у вас ничего не просила. Но теперь я стала инвалидом, дочь моя больна, у нас нет ни гроша, и нам грозит смерть. Дадите ли вы погибнуть той, кого ваш каприз вверг в беду, и ребенку, который не просил вас давать ему жизнь?
Сюзанна Казен».Прочитав это исполненное достоинства и берущее за душу послание, старик откашлялся, отхаркался и подумал, разглядывая Мими: «Значит, эта юная красотка — моя дочь… Сводная сестра этой макаки Гонтрана. Жаль, жаль, действительно жаль… Она вызывает у меня вожделение, эта малышка, безумное вожделение… Но, в конце концов, а точно ли она моя дочь? На меня она совсем не похожа, ну ни чуточки. К тому же разве такого человека, как я, это остановило бы? Ха! Инцест![44] Он и случается-то лишь в порядочных семьях… До чего же хороша!»
Пожирая Мими пылающими похотью глазами, напуганную затянувшимся молчанием, он провел кончиком пересохшего языка по своим губам сатира[45].
— Гм, гм, — наконец промямлил он, — я когда-то знавал вашу матушку… вашего батюшку… ваших родителей.
Мими смотрела на него во все глаза.
Он решил, что ей ничего не известно, и продолжал:
— Гм, гм, ваша матушка воскрешает старые воспоминания, и я… кха-кха, должен что-нибудь для вас сделать. Я, признаться, ни в чем не могу отказать хорошенькой девушке.
Старик встал, открыл дверцу сейфа, занимавшего целый угол комнаты, в котором громоздились пачки банковских билетов, кипы ценных бумаг, груды золотых монет, короче говоря, не одно крупное состояние.
Он извлек две большие монеты по сто су и небрежным движением протянул их девушке:
— Возьмите, дитя мое, это вам. В следующий раз я дам вам еще столько же. Но за это дайте-ка я вас поцелую, крепенько, вот так…
С легкостью, неожиданной для такого тучного человека, он подскочил к Мими, одной рукой сжал руку девушки, а другой обнял ее за талию и привлек к себе.
Все это он проделал так проворно, что Мими и двинуться не успела, точно прикованная к месту.
Кровь бросилась ему в голову, и, тяжело дыша в приступе отвратительной похоти, старик расплющил ртом ее губы. Девушка задыхалась в его объятиях.
Вскрикнув, она стала отбиваться и уже почти высвободилась, но тут открылась потайная дверь.
Молодой человек, явившийся на пороге и наблюдавший происходящую сцену, залился громким хохотом.
— Смотри ты, как папаша-то рассиропился!
— Гонтран!.. Что тебе здесь надо?! — в ярости завопил старик.
— Хочу пожелать тебе доброго утречка, папа, и позаимствовать тыщонку луидоров.
— Убирайся отсюда вон, да поживей!
Вырвавшись наконец из объятий старого негодяя, Мими кинулась к выходу, но никак не могла найти дверь, скрытую за драпировками.
Две монеты по пять франков, которые старик Ларами вложил в руку девушки, сжав затем ее тонкие пальчики своей волосатой лапой, со звоном упали и покатились по полу.
Это вызвало у Гонтрана новый взрыв смеха.
— Вот так приданое — два задних колеса! Ты прелесть, о мой прародитель! Вот уж верно, что тебе твои пороки обходятся дешевле, чем мне мои!
Старик в замешательстве съежился под взглядом сына, высмеивавшего его с холодной жестокостью.
Мими, стараясь улизнуть, билась, как птичка, попавшая в силки.
— Папаша, — надменно заговорил Гонтран, — я, к примеру, вчера преподнес одной куколке ожерелье стоимостью в пятьсот тысяч франков.
— Пятьсот тысяч?! Да ты…
— А ты все экономишь, экономишь. Эдак ты скоро начнешь продавать даже дерьмо своих лакеев! Я щедрее тебя в четыреста девяносто девять тысяч девятьсот девяносто раз! А моя краля ни в какое сравнение не идет с этой дивной инфантой![46] И не стыдно тебе, старый развратник, с твоей-то внешностью, заниматься таким надувательством?
