Тяжелой неудачей, — как нам тогда показалось, — закончилась изумительная по красоте и смелости атака курсантов, преимущественно 8 й пехотной школы, ближайших от берега фортов в ночь и утро 8 марта. В полный рост и ровными цепями пошли курсанты в атаку. Мы следили за ними с глубоким волнением и страстно желали нм успеха. Помочь огнем больше не могли: слишком мало было расстояние между атакующими курсантами и огневыми точками мятежников. Атака выдохлась. Не могли курсанты преодолеть кинжального огня множества пулеметов и пушек врага.
Говорили потом, что это была только разведка боем. Для солдата, впрочем, разведка боем — всегда бой! Долго еще, до 17 марта, на льду чернели трупы наших друзей, вызывая у нас чувство угнетающей горечи и жажду мести.
Походная кухня к нам прорваться не могла, а вот сани с подарками петроградских рабочих проскочили. Нам привезли карандаши, бумагу, конверты, иголки, нитки — все, что мог дать фронтовикам великий, измученный город. В конвертах записки с пожеланиями боевого успеха, многообещающее:
«Приходи победителем. Найдешь меня на Лаферме. Маша я. Обогрею и приласкаю».
Милая и дорогая! Не ты ли в смутные дни вместе с другими дубасила нас кулачками на Большом проспекте и у ворот Судостроительного? Ты забыла это? Хорошо, если забыла. И я не помню. Но твоей записки не забуду. В ней ты вся, моя современница, боевая и озорная, добрая и ласковая.
Свет вражеских прожекторов ослабевал, а потом и вовсе погас. Говорили, что кончилось топливо. Но снаряды враг имел и настойчиво обстреливал наши позиции. Днем — в особенности. Ночью — стрельба по площадям, но это — семечки! Теперь у нас доставка снарядов и поднос их к орудиям проходили без особых помех. Появилась и долгожданная полевая кухня. Новая. Кони другие, новый ездовой и повар новый. О судьбе старой не спрашивали. Сами понимали, и не принято это…
Наступило 17 марта. Атаку мятежных фортов курсантами мы поддерживали огнем в темпе стрельбы первого часа боя. Это требовало от орудийного расчета большой ловкости и предельной быстроты, обычно проявляемой разве только хорошими вратарями хоккейной команды. За неполные три секунды надо успеть вернуть орудие после отката, перезарядить, навести на цель и дать выстрел. Нужна еще исключительная выносливость. Люди падали от усталости, ловя воздух открытыми ртами, а стрельба все продолжалась тем же бешеным темпом.
Доставалось и нам, прикомандированным. В каждую минуту надо было подать к орудиям 130—140 снарядов, и это задача не из легких!
Враг упорно отстреливался. В его огневых налетах участвовала вся могущественная артиллерия кораблей и фортов. После того, как курсанты овладели седьмым, шестым и, в особенности, четвертым фортом и частью сил выступили в направлении острова Котлин, по мере продвижения к крепости и мятежным кораблям Южной группы войск, — огонь врага стал ослабевать. Сопротивление его было сломлено. Раздавались только отдельные залпы из дальнобойных орудий. Последним залпом был убит один из наших ребят, один из красных финнов — Хилтунен.
Нашу школу, одну из лучших частей в гарнизоне, держали в городе до последней возможности. Пешим порядком она выступила только в ночь на 17 марта и, наступая во втором эшелоне, созданном для развития успеха, — в ночь на 18 марта вошла в форт «Тотлебен». Небольшая группа курсантов на лыжах несла патрульную службу между «Тотлебеном» и финским берегом. Командовал ими Тойво Антикайнен. Предупредить прорыв и бегство в Финляндию многотысячной массы мятежников эта группа, численностью менее десяти человек, конечно, не могла и не такая была ее задача…
Через несколько дней нам, победителям, пел Ф. И. Шаляпин. В тот вечер песни Шаляпина меня не тронули. Слишком мало я понимал в искусстве, и, наверное, требовалось некоторое время для перестройки, чтобы после звуков артиллерийской канонады воспринимать высокохудожественные музыкальные произведения.
ЛЫЖНЫЙ РЕЙД НА КИМАСОЗЕРО
Осенью 1921 года белофинские захватчики еще раз вторглись в Советскую Карелию и, используя почти полное отсутствие на севере советских войск, вместе с карельскими кулаками, лавочниками, барышниками и пройдохами всех мастей, в свое время сбежавшими в Финляндию и там обученными приемам истребления людей, — сравнительно быстро захватили северную и часть волостей в средней Карелии. В южную Карелию захватчики не вторгались. Там рядом Петроград, советские войска — страшно.
Вторглись белофинны под флагом освободителей и, действительно, по мере сил «освобождали» карельские деревушки от жалких остатков скота, случайно сохранившегося, от беличьих шкур и редких золотых пятерок, укрытых старухами в их тайниках. «Освобождали» немало карел от самой жизни. Словом, бандиты наносили тяжелые раны и так многострадальной Карелии.
Термин «белофинское вторжение» правильно выражает сущность этой очередной авантюры, но едва ли исчерпывает ее полностью. Конечно, вторглись белые финны, осуществляя захватнические устремления не знающей меры финской буржуазии. Но за ее спиной стояли более могущественные силы, поощряющие, финансирующие и «гарантирующие от возмездия». Словом, еще один оживший обломок умирающей, но пока не мертвой «всеобщей интервенции».
Вторжение началось с проникновения вражеских лыжников к линии Мурманской железной дороги и уничтожения там моста через реку Онду. Бандитский расстрел в это же время ругозерских коммунистов преследовал и другую цель — запугать население края и поставить карел на колени.
К декабрю 1921 года в Карелию прибыли достаточные силы Красной Армии, чтобы ликвидировать вражеское вторжение, но прибывшие войска не имели опыта боевых действий в лесистой местности, почти полностью лишенной дорог, не владели лыжами, не знали специфических особенностей малой войны и продвижение их вперед было крайне медленным.
В этих условиях Карельский Военно-революционный комитет приступил к формированию добровольческих лыжных отрядов из добровольцев финнов и карел для обеспечения флангов наступающих колонн и для действия в качестве передовых отрядов. Такие отряды, как правило, командными кадрами обеспечивала Интернациональная военная школа.
Наибольшую известность заслужил Добровольческий лыжный отряд северной колонны, часто именуемый батальоном Ниемеля. Известно, в частности, что шесть его командиров (из командиров и слушателей Интернациональной военной школы) — Ниемеля Калле[2], командир отряда, Вейсанен Иоган, Викстрем Альберт, Пеллен Альбин, Харвонен Лаури и Хельман Аксель были награждены орденами Красного Знамени. Три добровольца — Кирну Армас, Киннунен Август и Лааксо Аксель — именными часами.