только что стал вегетарианцем, — пробормотал Йован, неохотно поднимаясь.
Робин воткнул нож в бедро частично освежеванного оленя и вырезал кусок шириной примерно в ладонь.
— Лучшая часть гостю, — сказал он, не глядя протягивая окровавленное мясо.
Йован поспешно спрятал руки за спину, не имея ни малейшего желания дотрагиваться до оленины.
— Может, лучше сперва приготовить, а потом делить?
— Приготовить? — разбойник поднял брови. — На нашем костре ничего не зажаришь. Ешь сырым.
— Да ты издеваешься!
Робин медленно повернулся, исподлобья смотря на него угрожающим взглядом.
— Ешь, пока я тебя не заставил.
«А ведь он может», — испугался Йован.
— Слушай, я к тому, что ты бессмертный, но я-то нет. В этом мясе наверняка полно заразы и я запросто от него отброшу коньки.
— Что отбросишь?
— Умру, — пояснил он. — Сдохну, склею ласты, дам дуба и так далее.
Робин вздохнул и неохотно кивнул — всё-таки преждевременная смерть пленника ему была нужна меньше всего.
Подтащив тушу ближе к костру, он вытащил откуда-то из-за камня мешочек, наполненный порошком, судя по запаху, смолотым из трав, и бросил несколько щепоток в огонь. Пламя тотчас же затрещало, взметнулось выше и вскоре превратилось в нормальный огонь с жаром и дымом. Робин что-то прошептал над ним, рукой разгоняя дым, и клубы устремились в тоннель, ведущий к выходу.
Йован присел рядом с костром, грея слегка замёрзшие руки. Хоть погода снаружи и была тёплой, но пещера оказалась не самым тёплым пристанищем.
— Робин, а как ты докатился до такой жизни? — немного помявшись, спросил он в надежде узнать что-то полезное.
— Меня предали, — коротко ответил разбойник.
«Сейчас он расскажет слезливую историю, закурит сигару, выругается по-испански и уйдёт в закат под звуки гитары».
Но Гуд молчал, продолжая возиться с мясом. Было видно, что он давно этим не занимался и совершенно отвык от жарки на костре. Мясо шипело, истекало жиром вперемешку с кровью и умудрялось обугливаться, оставаясь при этом большей частью сырым.
— Я не эксперт, но вроде как у дичи сперва выпускают кровь, а потом уже готовят.
— Помалкивай, — огрызнулся Робин.
Снова взяв свой мешочек с порошками, он попытался уменьшить огонь, излишне жгущий несчастный кусок, но пламя почему-то почти погасло. Чертыхнувшись, разбойник снова принялся его оживлять, медленно подсыпая свои снадобья и совершенно не замечая, что кусок медленно сползает с палки, на которую был насажен. Через пару секунд, к радости Йована, изуродованное и уже почти несъедобное мясо шлёпнусь в золу, окончательно придя в негодность. Робин со средневековым изяществом обозвал покойного оленя плодом любви жабы и драной лисицы и отрезал от него новый кусок. Наконец он кое-как закрепил мясо на достаточном расстоянии над догорающими углями и, убедившись, что оно никуда не свалится, поднялся.
— Иди со мной, — приказал он.
Они прошли к выходу, в который уже проглядывала утренняя заря. Поморщившись с явной неприязнью, разбойник надвинул капюшон, закрыв волчьей пастью весь лоб до самой переносицы.
При свете Йован смог разглядеть окрестности куда подробнее. Холм оказался ещё меньше, чем виделось в темноте, совсем рядом струился тонкий ручеёк, вытекающий из расщелины между камнями, находящимися чуть выше и левее пещеры, вдоль которого Гуд и повёл Йована. Русло шло в чащу, всё расширяясь и расширяясь по мере удаления от источника и вдруг резко оборвалось, исчезнув под корнями невысокого, но широкого и раскидистого дуба. Робин похлопал выступающий узел, покрытый светлым лишайником и, поманив своего пленника за собой, скрылся за стволом.
Йован тоже зашёл за дуб, осторожно переступая по слишком уж извилистым корням, и едва не столкнулся с Робином, который там и остановился.
— Дева Марион, — произнёс разбойник, указывая перед собой.
У его ног лежал скелет, прислонённый к дереву и обвитый плющом, как ни странно, отлично сохранившийся. Все кости были на месте, насколько мог судить Йован, и останки очень походили на правдоподобный макет или, по крайней мере, на музейный экспонат, за которым тщательно ухаживают. Кости были неровными, немного пористыми и кое-где треснутыми, но дать им семьсот лет казалось немыслимым.
— Твоя подружка из четырнадцатого века? — уточнил Йован.
Робин присел на корточки, поправляя плющ, и растение отозвалось на прикосновение, затрепетав листьями по всей длине стеблей.
«Ну конечно, колдовство же. Вот и сбросила пару сотен лет».
— Она прокляла меня и обрекла жить в этом лесу без надежды выйти за его пределы, — сквозь зубы проговорил Гуд, с ненавистью глядя на череп, на котором всё ещё сжимал ладонь.
«Так Марион и есть та самая колдунья! Всё драматичнее и драматичнее…»
— Всю свою жалкую жизнь она лгала. Лгала, называя себя девой, — на этих словах Робин ухмыльнулся. — Лгала, обещая спасти всех умирающих и исцелить больных… Из всех данных клятв она не сдержала ни одной. Сперва клялась мне в вечной преданности, потом — что уничтожит меня…
«А вот с этим ты погоди, — подумал Йован, — ещё не вечер».
— Пусть же теперь лежит здесь, — шипел Гуд, — и смотрит, что я всё ещё живу и скоро сломлю её проклятие.
«Ну, понеслась… Пафосная злодейская речь, как же без этого!»
— Она могла бы иметь неслыханную власть, жить вечно, как и я, но предпочла так и умереть безвестной деревенской знахаркой, которая в своей жизни лишь собирала травы от язв и доставала из утроб нерождённых младенцев.
— Надо сказать, сейчас её умения ценятся больше воскрешения мёртвых. У нас и без того перенаселение, а если ещё и на зомбаков выделять квадратные метры…
— Могла бы стать моей правой рукой, — продолжал Робин, ни на что не обращая внимания, — но предала меня и наши цели, раскрыла секрет бессмертия проклятому Шерифу и попыталась меня убить.
— Да уж, благородная цель — поработить мир.
Разбойник резко выпрямился, с отвращением оттолкнув череп Марион.
— Что ты несёшь? Поработить?.. Я лишь хотел дать отпор поганым французам!
— А, столетняя война, — Йован вспомнил один из школьных уроков истории. — Вообще-то, насколько я помню, Англия сама её начала…
— Закрой свою поганую пасть, — со злостью процедил Робин.
Йован пожал плечами, на всякий случай отходя на несколько шагов от него.
— Какие мы нежные патриоты…
— А этот подлый Шериф, отродье французской псины, решил остановить меня и моих парней! — разъярённый своими воспоминаниями Гуд почти кричал. — Его не заботило, что народ начинает голодать и роптать, что война забирает все деньги до последнего медяка!
Робин перескочил через выпирающий из земли корень и, встав рядом с Йованом, схватил его за плечи.
— Бессмертные солдаты. Понимаешь, бессмертные солдаты — то, что было нужно для победы.
— Вроде как понимаю, — осторожно ответил Йован, пытаясь отстраниться. — В ваше время это действительно
