Вы наверное знаете, что Цевен до этого был начальником золотых приисков Цагаан-Чулуту в тех же Хэнтэйских горах. Эти месторождения в начале пятидесятых годов были окончательно выработаны и его с частью рабочих перебросили в Суцзуктэ. Должен Вам сказать, что Цевен довольно темная личность. Он грамотный специалист, имеет неплохую инженерную подготовку в области геологии и горного дела. В тридцатых годах, когда остро назрела необходимость в подготовке собственных кадров, правительство нашей республики послало несколько групп молодежи в развитые страны. Большая часть была отправлена в СССР, но несколько человек послали и в другие страны — Францию, Англию и Германию. Цевен оказался среди немногих, кто попал в Германию, и его образование там пришлось на период наивысшего расцвета фашистской идеологии. Он был подвергнут активной обработке и, как ни странно, на фоне принципов превосходства арийской расы над другими народами его обрабатывали в духе восхваления былого величия Монголии, и ее созидателя — Чингисхана. Постоянно подчеркивалась его принадлежность к народу, которому свыше предназначалось быть повелителем судеб иных неполноценных наций и народностей.
Уже тогда делалось все возможное для пропаганды шовинистических идей и вербовке на этой основе преданных агентов во всех уголках земного шара. Цевен клюнул на эту удочку и вернулся на родину ярым и активным сторонником германского нового порядка. Однако ему ничего не удалось сделать в этом ключе — после нападения Германии на Советский Союз он был арестован за прогерманские настроения и осужден на десять лет. Всю войну он проработал на оловянных рудниках Мадато и был амнистирован по случаю победы в 1945 году. С тех пор он замкнулся в себе, стал вполне добросовестно работать, но в душе, очевидно, остался врагом социалистической Монголии.
Ха-Ю говорит, что он, будучи в услужении у Цевена, довольно быстро почувствовал его второе дно. Вначале Цевен расспрашивал его только об организации работ на бывших приисках, но постепенно стал проявлять все больший интерес к взаимоотношениям среди их руководства и, особенно, каналами утечки золота. Вскоре отношения между ними стали более доверительными, хотя дарга и продолжал относиться к китайцу с прежним высокомерием.
Надо ли говорить о том, с каким волнением Ха-Ю ждал момента, когда устье штольни будет вновь вскрыто и какое его ждало разочарование, когда увидел, что впереди новое препятствие в виде ледяной пробки, закрывшей и гезенк. Когда лед, наконец, был убран и Ха-Ю смог увидеть сруб гезенка, до краев заполненный ледяной водой, в нем всколыхнулись старые воспоминания и прежние желания овладеть сокровищем. Но если он не смог сделать это тогда, когда вокруг не было ни души, то как он сделает это сейчас, когда вокруг столько людей? И он решился!
Однажды Ха-Ю, подойдя вместе с Цевеном к гезенку, сказал ему, что штейгер Ма-Линь утопил в нем несколько золотых самородков, которые не смог взять с собой при бегстве с разгромленного прииска. Как он и ожидал, Цевен проявил большой интерес к этому известию. После возращения в юрту он долго расспрашивал, насколько это достоверно и не пытался ли кто-нибудь вытащить их. Почувствовав живой интерес дарги, Ха-Ю окончательно решил, что появилась последняя возможность извлечь клад и рассказал Цевену все. С тех пор дарга Цевен стал его заинтересованным и самым надежным компаньоном.
Ну а дальше Вы сами были очевидцем и непосредственным участником всех событий!
— Да! Длинная и довольно трагичная история, — сказал я. — И, знаете, мне даже немного жаль этого старика, которого буквально в последний момент ожидало такое жестокое разочарование! Ведь он всю жизнь, как скупой рыцарь, просидел возле своих сокровищ, но в отличие от него так и не смог ими полюбоваться. Вы хоть напоследок показали их ему?
— А как же. Я ведь должен был получить от него подтверждение, что это именно то, что они с Цевеном искали.
— Ну и как он отреагировал на это?
— Вы знаете, удивительно спокойно. Я бы сказал — совершенно равнодушно. Видимо в душе у него все уже перегорело, и от прежних страстей остался только холодный пепел.
Когда Батмунг окончил свой рассказ, за окнами было уже темно. Он последний раз раскурил свою трубочку. Мы посидели молча, думая каждый о своем, и стали одеваться. Капитан запер кабинет. Мы вышли из управления. По городу метался колючий злой ветер, сдувавший с улиц остатки снега. Пройдя вместе огромную площадь имени Сухэ-Батора, посредине которой возвышался памятник вождю монгольской революции, мы вышли на улицу Сталина, в конце которой находился наш геологический городок. Перед тем как расстаться Батмунг сказал:
— Материалы на Ха-Ю переданы в суд. Его будут судить за сокрытие ценностей, по праву принадлежащих государству. Если бы он во время сообщил о них, то получил бы вполне приличное вознаграждение. Однако теперь ему грозит тюрьма за соучастие в организованном преступлении. Жаль, что ему придется отвечать одному. Мы до сих пор не можем выйти на след Цевена. Объявлен розыск, и хотя народа у нас немного, но страна большая, глухих мест много и далеко не во всех сомонах есть милиция. Но мы обязательно его найдем, если только он не скроется во Внутренней Монголии на территории Китая.
Однако время уже позднее. Давайте прощаться. Будете в городе, заходите или позвоните. Я всегда буду рад с вами встретиться. Должен признаться, что в моей практике это самое интересное дело.
— Товарищ капитан, а ведь для меня осталась нерешенной еще одна загадка. Я имею ввиду скелет, который я обнаружил в подвале дома, где, как оказывается, жил старший штейгер. Вы не спрашивали Ха-Ю об этом?
— Как же, конечно спрашивал, но он категорически утверждает, что узнал об этом только тогда, когда заглянул в освещенный подвал и увидел там вас. Китаец высказал предположение, что это мог быть кто-то из служащих прииска или белогвардейцев, убитых или раненых в то бурное время. Полное отсутствие каких-либо документов или предметов на трупе не позволяет выдвинуть пока ни одной приличной версии. По-видимому, эта ваша находка так и останется тайной, покрытой мраком минувших лет и событий.
На этом мы распрощались.
Через пару дней я вернулся в партию, ободренный обещаниями руководства управления выделить дополнительные средства и людей для обеспечения возросшего объема проходческих работ. Вскоре в нашем лагере началось большое оживление — прибыли новые люди, привезли буровые станки и мне, наряду с основной проходкой, пришлось пробивать несколько рассечек для их установки. Дел было по горло и некогда было даже сходить поохотиться на рябчиков.
Однако обстоятельства вскоре снова заставили меня вспомнить о злополучном гезенке. Наша новая штольня был заложена на двадцать метров ниже старой. И вот для того, чтобы обеспечить ее более надежную вентиляцию, я решил, как говорят горняки, «сбить» обе штольни вертикальной выработкой. Для уменьшения проходки я решил пройти восстающую выработку из нижней штольни и соединить ее с гезенком. Так как гезенк вновь был полон воды, то последние метры перед сбойкой пришлось проходить очень осторожно во избежание внезапного прорыва воды. Последние метры мне пришлось бурить самому с помощью длинного бура, вставленного в телескопный перфоратор.
Когда коронка достигла дна гезенка, из шпура ударила тугая струя ледяной воды и мне пришлось срочно ретироваться из восстающего.
После того, как сбежала вся вода, и мы произвели последнюю отпалку, я остался наблюдать за уборкой взорванной породы, внимательно следя за каждым куском. Мне казалось, что на дне гезенка могли остаться куски кварца с золотом, которые вполне мог пропустить Балтандорж. И я не ошибся в своих предположениях. Кроме пары кусков золотоносного кварца я нашел изрядно помятый медный цилиндр с завинченной и запаянной крышкой. После довольно трудной операции вскрытия, я обнаружил в нем неплохо сохранившуюся геологическую карту района приисков, на которой было указано несколько золотоносных жил, не отрабатывавшихся в период деятельности общества «Монголор». На карте стояла подпись, инициалы и фамилия — В. Н. Малин, Суцзуктэ, 1918 г. Наши геологи решили сразу же ее проверить и действительно в местах, соответствующих указанным на карте, обнаружили зарубки на старых деревьях, под которыми нашли засыпанные разведочные шурфы и канавы. Мы предприняли энергичные меры для их расчистки и опробования и убедились, что эти жилы являются настоящим подарком старого штейгера. Они позволяли надеяться на то, что в этих красивых и доселе заброшенных местах в скором времени вновь начнется добыча золота
