Обмотав крепкую веревку вокруг ствола могучего дерева и держась за ее конец, несколько мужчин бросились на помощь. Они нашли мальчиков почти без сознания, с израненными лицами, и с трудом вынесли за ограду, преодолевая напор урагана.
Коля очнулся в своей постели уже вечером, когда трубы молчали. Он чувствовал себя совершенно разбитым, и многочисленные ранки на его лице болели. Первые его слова были:
— Что с Юрой?
— Он жив и здоров, сейчас спит, завтра утром ты его увидишь! — Над Колей склонилось ласковое женское лицо — это была мать Юры.
Колина ручная обезьянка подбежала к нему и протянула лиловую ладошку. Мальчик осторожно взял ее.
— А знаешь, — сказал Колин отец, — ведь это она чуть не погубила вас: оказывается, когда меня не было в кабинете, она нажала кнопку, открывающую вход.
— Откуда же ты об этом знаешь, если тебя не было, — удивился мальчик.
— Очень просто: она потом при мне нажимала кнопку. Несколько раз. Ведь обезьяны любят подражать, а она не раз видела, как я это делаю. Теперь придется запирать на ключ шкафчик с кнопкой.
Коля рассудительно сказал:
— Ну, простим ее, она не понимает, что делает.
В. РЕВИЧ
НА ЗЕМЛЕ И В КОСМОСЕ
Заметки о советской фантастике 1971–1972 годов
Попытка обозреть в одной статье всю «продукцию», выданную «на-гора» нашими писателями-фантастами за два года, обречена на провал. В лучшем случае такая статья свелась бы к обычному перечислению и мало чем отличалась бы от библиографического списка, приведенного в конце. К тому же есть, увы, немало сочинений, для которых самая высокая оценка — это попросту умолчать о них. Другие, наоборот, требуют отдельного и обстоятельного разбора, например роман Геннадия Гора «Изваяние»…
Но даже если не стремиться к необъятности, даже если ограничиться только отдельными изданиями, не затрагивая периодику, а из отдельных изданий выбрать только отдельные произведения, притом, как правило, новые, лишь в нескольких случаях обращаясь к перепечаткам, то все равно наберется достаточно много любопытных, своеобразных книг, над которыми полезно поразмышлять и читателю и критику. Конечно, речь пойдет не только о хороших работах, но и о неудавшихся, без них картина двухлетия была бы несколько односторонней.
Большинство книг, вышедших в 1971–1972 годах, представляет собой сборники повестей и рассказов. Состав сборников обычно весьма неоднороден, рассказы зачастую плохо сочетаются друг с другом, в то время как произведения различных авторов, написанные в одном жанре или на сходные темы, поддаются наиболее интересным сопоставлениям, из которых можно вывеет и некоторую общую картину современного состояния кашей фантастической литературы. Именно такой — условно говоря, тематический — принцип лег в основу статьи. Правда, при этом придется как бы разброшюровать книги и обращаться к одному автору в разных местах.
НАЧНЕМ С САМОГО ТРУДНОГО, но и, по моему мнению, самого нужного из фантастических жанров-с произведении о будущем, но не просто с таких, действие которых происходит в будущем (таких огромное число), а с тех, где нарисована более или менее обширная панорама грядущих дней. Когда-то подобные книги назывались утопиями. Но вряд ли произведения о нашем коммунистическом «завтра» можно называть этим словом (хотя это иногда и делают). Ведь «утопия» означает «нигде». Дав такое имя своему несуществующему острову, Томас Мор подчеркнул его полную нереальность для своего времени. А мы же не раз были свидетелями, как жизнь обгоняла самые смелые предсказания фантастов. Так будет и впредь, и нет никаких оснований зачислять их но ведомству утопии. Но и кроме того: «утопия» — название очень обязывающее, оно предполагает некую всеобъемлющую картину общества, на что авторы повестей, о которых пойдет речь, и не претендовали.
Тем не менее нам удается составить довольно полное представление о светлом и радостном мире, в котором посчастливилось жить героям повести Евгения Велтистова «Глоток Солнца». Основным достоинством произведения мне представляется вовсе не традиционный фантастический ход: над Землей появляется серебристое облако, которое захватывает гравилет с пилотом, затем вызывает на планете различные технические и биологические непорядки и в конечном счете оказывается «курьером» далеких разумных существ (к космическим посланцам мы еще вернемся). Гораздо привлекательнее описание обстановки на Земле, вдохновляющей творческой атмосферы, которой дышат все ее обитатели, уважения и любви, с которыми они относятся друг к другу… Все это передано автором не в общих словах, как часто бывает, а через живые человеческие разговоры и поступки. Повесть называется «Глоток Солнца», и действительно кажется, что у ее молодых героев солнце в крови: такие они энергичные, любознательные, веселые, умные… Да как тут не быть умным, когда новая система обучения позволяет значительно полнее использовать резервы человеческого мозга, нежели в наши дни. «Историки говорят, что раньше только гении знали столько, сколько сейчас обычный человек», — утверждает один из героев повести.
Из трех главных действующих лиц больше всего удался автору фантазер и заводила Рыж. Рыж совсем еще мальчик, и многое роднит его с сегодняшними 14–15-летними подростками. И дерзость мечтаний, и желание своротить горы, и неуемное любопытство к самым сложным вопросам науки и вообще жизни. Но он и многим отличается от наших современников: он больше для своих лет знает, больше умеет… О ком из теперешних мальчишек можно сказать: Рыж умел так прищуриваться, что видел летящие космические частицы… А гибнет Рыж так же, как порой гибли его вчерашние и сегодняшние сверстники-комсомольцы: желая спасти друга и совсем забыв о себе. И если кто-нибудь из читателей по-хорошему позавидует Рыжу, или программисту Марту Снегову, или его любимой девушке Каричке, если захочет быть похожим на них, автор может считать свою задачу выполненной.
Однако «Глоток Солнца» не сводится к взаимоотношениям Марта, Карички и Рыжа. В конце концов в повести людям удается вступить в контакт с иноземным облаком, но в ходе этого диалога выясняется, что человечеству не по пути с тамошней цивилизацией. Правда, существа с далекой звезды достигли бессмертия, но оно куплено дорогой ценой. Срастив себя с неорганической материей, они, оставаясь разумными, практически перестали быть живыми, чувствующими, переживающими, перестали быть людьми в широком смысле этого слова. Земляне отказываются от такого дара и гневно осуждают тех немногих, правда, ученых, которые из тщеславия поддались соблазну поставить эксперимент, лишающий человека права называться человеком.