— Здравствуйте!..
Я зачем-то начинаю одергивать гимнастерку, поправлять фуражку, ремень. Надо бы, наверное, что-то сказать, а я все кручу и кручу свой несчастный ремень. И почему в фойе не выключают свет на время киносеанса? Кому нужна эта иллюминация?
— Давай выйдем в садик, — выручила меня Люба.
Сели на освещенной скамейке. Между нами мог бы свободно уместиться Иванов-третий. Оба молчим. Сквозь стены клуба доносятся оглушительные звуки музыки. Бедняги, как они там терпят. За один сеанс можно оглохнуть. И вдруг тишина. Но только на несколько секунд. В зале засвистели, затопали. Кинозритель везде одинаков.
— Что случилось? — спросила Люба.
— Вероятно, лента оборвалась...
Девушка посмотрела на меня с сожалением. Даже с обидой... «Да она совсем о другом!» — догадался я. И начал вспоминать вслух все прошедшие среды и воскресенья. Даже про уборку лагерной территории не забыл сообщить. Теперь уж меня не остановить. Заочно знакомлю со своими однофамильцами. Рассказываю про танцевальный ансамбль оригинального жанра «Медведи на льду», про то, как Иванов-третий заснул на еже.
Но Люба даже не улыбнулась, только еще дальше отодвинулась от меня.
— Так что же случилось? — повторила она. — Нельзя в кино — нашел бы тысячи других способов повидаться.
— Подскажи, все сделаю!
— Поздно. Через три дня вас пошлют на заставы.
Оба замолчали, несчастные, подавленные...
Стены клуба вновь потрясли оглушительные звуки музыки. Люба придвинулась ближе, как бы случайно прикоснулась горячей ладонью к моей руке, да так и не отняла.
— Будешь писать с заставы?..
Резко распахнулись двери клуба, повалили зрители. В тот же момент раздалась зычная команда старшины:
— Становись!..
Между учебным пунктом и нами встал высокий горный перевал. Серебристая полоска шоссе стекает вниз, в просторную долину. Мы летим навстречу солнцу. Пока еще ничто не говорит о приближении границы. Кругом поля с копнами пшеничной соломы, сена, зеленые массивы озимых. А на душе сумрачно. Сердце нет-нет да и екнет, сожмется от какой-то еще не осознанной тревоги.
Уж очень много ползет всяких слухов о трудностях пограничной службы на горных участках. Говорят, есть такие места, на которые не подняться, если ты не альпинист, не разобраться в обстановке, если ты не прирожденный разведчик. Начальник отряда намекал на эти трудности осторожно. Зато старшина Аверчук резал по-солдатски: «Вот пошлют тебя в горы — узнаешь кузькину мать!» И потом три года! Тысяча сто дней! Нет, тысяча сто ночей!
Граница! Настоящая, боевая, незнакомая. Новая обстановка, новые командиры, новые сослуживцы. Найду ли я свое место в строю или снова, как на учебном пункте, буду спотыкаться на ровном месте? Да, есть от чего встревожиться.
На смену этим мыслям приходят другие, и опять беспокойные.
Когда-то все сливалось воедино: далекий край, граница, Люба. Но вот нас с Любой разделяет горный перевал. Когда мы снова увидимся? И увидимся ли? Припоминаю каждую деталь последнего свидания. Сколько времени я мечтал о нем! А встретились — понес какую-то чушь...
Автомашина свернула на проселочную дорогу. И скоро перед нами распахнулись зеленые ворота пограничной заставы. Во дворе за высоким дувалом выстроились пограничники. Несколько поодаль стояли пионеры в белых рубашках, красных галстуках, с букетами цветов.
— Товарищ капитан, пополнение для вверенной вам заставы доставлено без происшествий! — доложил сопровождающий.
Капитан сделал несколько шагов в нашу сторону.
— Здравствуйте, товарищи пограничники девятой заставы!
Пионеры по чьему-то сигналу сорвались со своих мест и вручили каждому из нас по букету цветов. Строй смешался. Подошли старослужащие. Они протягивали сильные загорелые руки, называли свои имена, искали земляков.
Я присматривался к капитану. Мы еще на учебном пункте знали, что фамилия его Смирнов, что это один из передовых офицеров, что его застава отличная, и я заранее составил о нем впечатление. Непременно высокий, пожилой, с обветренным худым лицом, суровым взглядом, с властным, требовательным голосом и решительными движениями. Одним словом, этакий морской волк на суше. И сейчас был разочарован. Начальник заставы показался мне медлительным. Во всем его облике было что-то мягкое, домашнее. Спокойное полноватое лицо, приветливые серые глаза. Светлые волосы клинышком выбивались из-под козырька фуражки и закрывали правую бровь. И ко всему этому — непростительно молод. Наверное, он стеснялся командовать старослужащими.
Нас повели по заставе. В комнатах стояли железные кровати, заправленные, как одна. В ногах на одеялах — белые кромки простынь. На окнах — занавески, а вместо карнизов — свернутые в трубку шторы из грубой черной материи. На глухих стенах картины, должно быть, местных художников. Около одной мы задержались. «Ночной бой на границе» — гласила надпись. Густая синева вспорота ярким лучом прожектора, разорвана вспышками гранат. Лица сражающихся напряженно-суровые, словно художник предупреждал: вы ступили на тревожную границу — будьте бдительны!
Вошли в комнату бытового обслуживания. Между окон — большое зеркало. Слева на стене — плакаты с советами, как надевать предметы обмундирования, срок носки, порядок ремонта. Справа — пузатый комод с десятком ящичков, в которых пуговицы, крючки, нитки, иголки, машинка для стрижки волос, ножницы и разная хозяйственная мелочь. Рядом — гладильная доска с утюгом и низенький сапожный стол. В центре — застекленная витрина с табличкой: «Ларек без продавца». В ней разложены носовые платки, подворотнички, конверты, бумага, карандаши, лезвия для бритья и другой ходовой солдатский товар.
Все нам здесь нравилось. Одного только не могли понять. Казалось, что пограничники девятой заставы не ходили по крашеному полу, не ложились на кровати с острыми гранями, не надевали шинели: они так и висели нетронутые, воротник к воротнику.
* * *
На другой день начальник заставы капитан Смирнов повел нас по государственной границе. Миновали большое селение, над которым шефствовала застава, и подошли к реке, бурной, говорливой, передвигавшей по своему причудливому руслу многопудовые камни. Эта река и была границей.
Лягутин где-то выведал тайны пограничной реки. Зимой и ранней весной она теряла свою богатырскую силу, становилась тихой, покорной и, обогнув пограничное село, скрывалась под землей. Ванюха уже строил планы, как исследовать ее таинственное ложе. Не может вода исчезнуть бесследно. Вероятно, внизу, под каменистым дном, огромные закрытые резервуары и вода поднимается на поверхность только тогда, когда при летних паводках заполнит их. Можно предположить и другое. Некогда здесь был пещерный город с лабиринтом камер, галерей и улиц. И шпионы в определенное время года могут через них проникать на нашу сторону.
