— Ты прав, я вижу только одним глазом, но умею различить — что хорошо и что плохо. А у тебя и душа слепая, и сердце незрячее. Смотрите-ка, заступничек нашелся, радетель за народ! Родина, земля родная! Свобода от гяуров! Так почему же эта родина не поддержала вас, когда вы установили свою алашордынскую власть? Да потому, что не за народ вы радели, а защищали таких богатеев, как Жансары и Темирбек. Вот и получили свое. Крепко получили. И бродите теперь, как бездомные псы.
Кулбатыр вскочил на ноги:
— Говоришь, жеребца потерял? А не тот ли это жеребец, что стоит сейчас перед тобой? Не за мной ли ты гонишься, рыскаешь по степи? — Он сунул руку за отворот бешмета, что висел на стене позади него, и выхватил из кармана наган. Дуло его заплясало на уровне груди Баймагамбета, схватившегося за свой нож. — Пристрелю сейчас, как паршивую собаку!..
Все, кто был в юрте, повскакивали на ноги. Женщина, разливавшая чай, упала Кулбатыру в ноги, подняла крик. Кошым заслонил собой Баймагамбета, старался перекричать возникший шум:
— Успокойтесь, успокойтесь, люди! Образумьтесь же! Что же это такое? — В голосе его были слезы.
— Плохая примета, Батыреке, если за дастарханом прольется кровь, — сказал и Нигмет: он понимал, какими могут быть последствия, если что-то действительно случится.
Понял это и Кулбатыр. На скулах его играли желваки, но наган он опустил.
— Благодари этих людей, свинья, — бросил Баймагамбету. — И убирайся, пока цел. Считай, на этот раз тебе повезло. Только не вздумай больше попадаться мне на глаза. Прикончу, хоть ты и был мне другом когда-то. — И, повернувшись к бледному, испуганному Киикбаю, добавил: — А ты, щенок, что здесь потерял? А ну, проваливай!
Парень вспыхнул от обиды. Но Баймагамбет и Кошым уже выталкивали его из юрты.
У Кошыма они задержались лишь на столько, чтобы оседлать коней, хотя выехали из аула медленным шагом: знали, что за ними наблюдают. И, только достав из зарослей чия спрятанное оружие, пустились галопом к Таласкулю, где их должны были ждать товарищи.
В Таласкуле они застали только группу Салыка. Шанау и Куспана еще не было. Сказали в местном аулсовете, куда отправляются, сели на коней и двинулись к Тущикаре.
По дороге Баймагамбет в нескольких словах рассказал о стычке в юрте Нигмета, высказал предположение, что люди, которые там находились, кроме Кошыма и Нигмета, вполне могли оказаться приспешниками бандита, хотя, занятый больше Кулбатыром, он их не очень-то рассмотрел.
До Тущикары они доскакали быстро — расстояние небольшое, верст шесть. Салык приказал взять оружие на изготовку, с налету окружить юрту Нигмета и предложить бандитам сдаваться.
Завидев галопом приближающихся всадников, из юрт высыпал весь аул. Кошым тоже высунулся из своей юрты и, с удивлением заметив среди скачущих Баймагамбета, поднял в приветствии руки.
— Еще раз добро пожаловать, сват! — крикнул он.
— Спасибо, сват, — на ходу ответил Баймагамбет. — Кулбатыр еще там?
Кошым усмехнулся:
— Так он будет вас дожидаться! Скрылся, как только вы уехали.
Верховые осадили коней.
— Один? В какую сторону? — разгоряченно выспрашивал Киикбай.
Кошым подумал.
— В направлении Ханкуля, — сказал уверенно. — И был он один.
— Один-то один, но вооружен до зубов, — загалдели собравшиеся вокруг старики.
— А Нигмет?
— Что Нигмет? У себя. Куда ему деваться?
Нигмет в самом деле был у себя и, заслышав приближающихся конных, вышел навстречу. Появились и двое, сидевших за дастарханом, когда в юрту заходили Баймагамбет и Киикбай. Но что было неожиданным, вместе с ними вышел и тот самый бородач с глубоко посаженными глазами, которого они встречали еще в Кулакчие.
— Куда отправился Кулбатыр? — жестко глянул на Нигмета Салык.
Нигмет развел руками:
— Бог послал гостя, я его встретил и накормил. О путях-дорогах не расспрашивал.
По всему чувствовалось: Нигмет знает достаточно, чтобы навести отряд на верный след, но он ничего не скажет. И Салык, проклиная его про себя и давая клятву разобраться с этим типом, когда все кончится, велел своим скакать в указанную Кошымом сторону и сам пришпорил коня.
До Ханкуля было километров пятнадцать, не меньше. Аул расположился вдоль вытянутого озера, рожденного небольшой речонкой. Зимой земли вокруг него пустовали, зато с наступлением лета население увеличивалось в несколько раз. Людей тянули сюда обильные пастбища, раскинувшиеся на большие расстояния по ту и другую стороны реки и озера.
В дороге Салык размышлял: «Кулбатыр, как выяснилось, был в Тущикаре один, поэтому можно было предположить, что остальные как раз и дожидаются его в Ханкуле. Но ведь могло быть и по-другому. Вполне вероятно, что, обнаружив погоню, Кулбатыр своих людей распустил, а жену отправил домой. Какой же из вариантов верен? — спрашивал себя Салык. — Если второй, то поиски значительно усложнятся. Одному бандиту скрыться куда легче, чем группе».
Солнце уже склонялось к закату, когда на горизонте они увидели поблескивающее озеро Хан. Далеко позади остались небольшие песчаные барханы, окружавшие Тущикару, давно уже началась ровная, будто укатанная степь с такой разнообразной растительностью, что здесь действительно было раздолье и для овец, и для лошадей, и для коров.
До аула оставалось минут десять хорошего хода. Преследователи так торопились, что Салык совершенно позабыл о находящемся неподалеку, чуть в стороне, мазаре. И возможно, не вспомнил бы о нем, если бы случайно не оглянулся.
— Стоп! — скомандовал он Сагынгали и Абдулле. — Надо осмотреть его. Остальным вперед!
Сагынгали и Абдулла отделились от группы, другие же поддали плетей и без того мчавшимся наметом лошадям. Но неожиданный резкий хлопок заставил резко осадить их. Пока поворачивали коней, пока соображали, что и где, раздался еще хлопок и следом за ним полный боли и отчаяния крик Абдуллы.
Нога Абдуллы застряла в стремени, испуганный конь волок тело хозяина по земле. Сагынгали, настегивая своего жеребца, мчался во всю прыть от опасного места и что-то нечленораздельно кричал. Наконец до скачущих ему навстречу уже внятно донеслось:
— Назад, назад! Там — Кулбатыр!
Лишь минуту растерянность владела Салыком, в следующую, как не раз бывало с ним в прошлом, когда приходилось ходить в конные атаки, он уже полностью владел собой.
— Ловите коня! — приказал он.
Сам же, на лету выхватив карабин из рук Сагынгали, соскочил на землю и, петляя, побежал к мазару, залег на расстоянии выстрела и открыл беглый огонь по входному проему.
Мазар был старый, с потрескавшимися от времени стенами, сложенный из глиняных с конскими волосами кирпичей. От времени он пришел в такую ветхость, что готов был, казалось, рухнуть под напором первого ветра. Но еще стоял и вот теперь давал прибежище бандиту.
