— Теперь ты сам убедился, что Земля вращается, — пошутил Иван, не отрываясь от работы…
Леон застонал и изнеможенно прикрыл веки.
Полет проходил спокойно. Ускорение составляло менее трети предельного, а это значит, что сразу после включения фотонных двигателей невесомость на корабле сменилась тяжестью, равной земной.
— Пора привыкать к земным условиям, — сказал капитан в кают-компании во время традиционного чаепития.
Жизнь на корабле была теперь наиболее приближена к тому, что ждало их на родной планете.
Основное время экипаж «Валентины» посвящал разборке и систематизации накопленных материалов. Впрочем, значительная часть проб и образцов, взятых из разных точек внегалактических пространств, еще ждала своего часа.
Все внимание Анги с сотрудниками было уделено пробам, взятым на безжизненном астероиде.
— Пустое занятие, — заметил ей как-то Леон.
Он взял Ангу за руку, но девушка тут же отняла ее.
— Твое сердце холодно, как ледышка, — сказал Леон.
Анга пожала плечами:
— Что же делать?
— Растопи ледышку.
— Не могу, — покачала она головой. — Сделай это ты, если сумеешь.
— Мне без твоей помощи ничего не сделать…
— Посмотри рентгенограммы обелисков малого астероида, — сказала Анга, круто меняя тему тягостного для обоих разговора.
Леон поначалу нехотя, а потом все более увлекаясь, принялся рассматривать их.
— Что и требовалось доказать! — заметил он. — Полная неорганика.
— Раньше ты считал, что их могла воздвигнуть чужая цивилизация.
— А теперь отказался от этой мысли.
Анга погладила полупрозрачный обломок известняка. Она с ним не расставалась.
Леон прошелся по комнате.
— Зря упорствуешь, Анга, — сказал он. — Мы исследовали твою находку вдоль и поперек. Обычный известняк, мертвая порода с заурядными вкраплениями элементов, обычно встречающихся в метеоритах и на малых небесных телах.
Анга молча сунула обломок в сумочку, где хранились самые дорогие для нее предметы.
— Как твое здоровье? — спросила она.
— Неплохо, — лаконично ответил Леон.
С каждым днем самочувствие Леона улучшалось. Реже тревожили головные боли, сопровождающие странные видения.
Леон Бременами даже жалел об этом. Чувство вдохновения, посетившее его в тот памятный час в пустынной кают-компании перед картиной «Пророк», больше не повторялось. Все, что он тайком сочинял, выходило бледным, нарочитым, и Леон без сожаления предавал свои опыты огню.
А «Пророка» он прочитал Анге в тот же вечер, когда в мозгу его вспыхнули огненные, строки, и девушка поразилась силе слов.
— Неужели нельзя полюбить за талант? — полушутя, полу- серьезно сказал ей тогда Леон.
— Разве любят за что-то?
— Разумеется.
— Нет, — покачала головой Анга. — Любят просто так.
— Наверно, никто на борту «Валентины» тебя недостоин, — произнес Леон. — Быть может, только на Земле ты встретишь свое счастье.
Девушка молча пожала плечами. Мысли ее были заняты другим.
Однажды в биоотсек ворвался взволнованный Леон. Наскоро поздоровавшись с биологами и биофизиками, он спросил, где Анга.
— В оранжерее, — сказали ему, и Леон помчался в оранжерейный отсек.
Анга возилась с какой-то редкой орхидеей, облучая ее ультрафиолетом.
Леон опустился на колени рядом с девушкой.
— Что случилось? — спросила она.
— Опять!
— Заболел?
— Трудно объяснить… Помнишь, я тебе рассказывал, как сидел один в кают-компании после возвращения с астероиде, смотрел на картину…
— Твоего «Пророка» я помню наизусть, Леон, — перебила его Анга.
— В том-то и дело, что не моего!
— Не твоего?!
— Понимаешь, мне все время чудилось, кто-то диктует слова и фразы.
— Ясно. Муза.
— Не смейся. Мне все время казалось, что кто-то чужой стоит за спиной и управляет моими мыслями, роется в них.
Анга взяла его за руку.
— Пойдем в медотсек.
— Наши медики тут ни при чем, — покачал головой Леон. — Пять минут назад со мной случилось нечто еще более удивительное. Я был у себя в ядерном, проверил приборы, а потом прикорнул прямо в кресле.
— Был там еще кто-нибудь?
— Никого. Как и тогда, в первый раз. Дремлю и вдруг чувствую; кто-то спрашивает меня, а я не знаю, что отвечать. И вдруг мне показалось, что я могу ощущать электромагнитные поля.
— Сон, — сказала Анга. — Тебе приснился наш разговор на астероиде.
— Чет, не сон — Я увидел, ощутил эти поля. Все эти изогнутые плоскости, перекрученные спирали силовых линий, векторную пляску напряженностей…
— Галлюцинации.
— Нет! — крикнул Леон. — Потом, когда наваждение прошло, я тщательно измерил силовые поля отсека во многих точках, и, когда соединил их линиями и плоскостями, получил в точности ту же картину, которую видел наяву.
— М-да…
— Но это не все. Ощутив рельеф силовых полей, я вдруг почувствовал, что уменьшаюсь в размерах, и… полетел. Да, я летал по отсеку, клянусь тебе. Ты веришь?..
— Дальше.
— Я летал как пушинка. Но не по воле воздушных течений: мне удалось управлять своим движением с помощью перепадов силового поля. И я осознал, что неодинок, что у меня тысячи, миллионы сородичей. Я чувствовал себя подвижным и необычайно сильным, хотя меня угнетала тяжесть, и я мечтал, чтобы она исчезла, уступив место невесомости. На все, что было таким привычным, я смотрел как бы чужими глазами. И когда увидел «Валентину» на обзорном экране, она показалась мне чудовищно огромной и неуклюжей.
— Это все?
— Нет, не все! Что-то словно расспрашивало меня о Земле… И тут мне показалось, что в отсек вошел пророк с картины, и я его воспринял как представителя чужой цивилизации. Понимаешь, меня все удивляло в нем, начиная от одежды и кончая бородой, которая почему-то представилась мне мхом, растущим на камнях неведомой планеты… Нет, ты меня не поймешь, не поверишь! — В отчаянье Леон спрятал лицо в ладони.
— Постараюсь понять, — произнесла Анга. — Только рассказывай, пожалуйста, все, не упуская никакой мелочи.
— Спрашивай.
— Вот ты говоришь, что почувствовал себя другим существом, А как ты… то есть как оно выглядело, это существо?
Леон потер лоб.
— Меня самого это интересовало, но я не мог сам на себя посмотреть со стороны. И вообще-то не понимаю, что служило мне органом зрения, но видел я неплохо, хотя совсем по-другому.
— Не можешь себя — опиши других, себе подобных.
— Они мелькали передо мной быстро, и каждый — в сгустке силового поля, в сплетении разноцветных линий напряженности. Да и слишком я был взволнован, чтобы разглядеть детали. Помню только какие-то мохнатые щупальца, которые то втягивались, то вытягивались… Переливающееся световое пятно на поверхности… На поверхности панциря.