— Панцирь? — воскликнула Анга и потянулась к сумочке, с которой не расставалась.
— Зря стараешься, — странно улыбнулся Леон. — Я отлично помню твою находку. Нет, панцирь на каждом существе не был полупрозрачным. Он был, наоборот, массивным, плотным.
— Плотным… — разочарованно повторила Анга. — Ну а что ты делал с этими существами?
— Я находился среди них только несколько коротких мгновений, а, потом все исчезло. Что-то я вспоминал, вспоминал все, что я знаю о Земле. Вспоминал… о геологах…
Не договорив фразы, Леон вдруг побледнел и… потерял сознание.
Растерянная Анга включила экстренную биосвязь и вызвала манипулятор, который увез Леона в медотсек.
В медотсеке Леон пришел в себя. Не открывая глаз, он промычал от боли. Словно два бешено вращающихся сверла ввинчивались в его виски.
Вокруг Леона хлопотали озабоченные медики.
— Что с ним? — волнуясь, спросила Анга у спешащего мимо врача.
— Боюсь, неизвестная болезнь, — нехотя бросил он на ходу.
— Ритмы… — еле слышно прошептал Леон.
— Что, милый? — наклонилась над ним Анга.
— Ритмичные сигналы… Они сведут меня с ума… — Леон метался на ложе манипулятора.
— О чем это он? Какие… сигналы? — недоуменно спросил врач.
— Кажется, я догадываюсь, что ему нужно, — сказала Анга. Порывшись в сумочке, она достала маленький потрепанный томик, бережно обернутый в пластик. Когда-то Леон подарил ей свою самую дорогую книгу, которую они подростками вместе любили читать вслух.
Анга наугад раскрыла книгу и начала читать, стараясь, чтобы голос звучал внятно и отчетливо:
— Мелколесье осеннего севера. Уводящая вдаль колея. Запах пьяный увядшего клевера и тоски подколодной змея. Я сорву стебелек подорожника, в белый храм у дороги войду. Отведи ты, господь, от безбожника надвигающуюся беду.
Голос Анги перехватило. Она умолкла, закрыла книгу и сунула ее обратно в сумку.
— Первый раз слышу, чтобы стихами лечили, — заметила молоденькая медсестра, нарушив паузу, воцарившуюся в отсеке.
— Идея давняя. О лечении гармонией говорил еще, кажется, Велимир Хлебников, — ответил врач.
Леон задышал ровнее. Потом ему опять стало хуже. Чья-то безжалостная воля словно бы выковыривала иглой из его мозга интересующую ее информацию.
А в памяти, заглушая стихи, на минуту унявшие боль, снова замелькали картины из сферофильма о земных геологах — молодых весельчаках и романтиках.
Положение Леона становилось угрожающим, хотя приступы галлюцинаций прекратились. Он так и не приходил в сознание.
Исследование мозговых клеток Леона показало, что они находятся на высшей стадии нервного возбуждения, источник которого, однако, установить не удалось.
Консилиум врачей, имеющихся на борту «Валентины», пришел к выводу, что Леону необходим электрошок. Средство рискованное, но другого выхода не было.
Запрокинутого навзничь Леона на несколько исчезающе коротких мгновений поместили в вихревое поле, которое ядерщики — его сотрудники — специально просчитали для больного.
Крайняя мера помогла.
Уже через несколько минут Леон пришел в себя, а еще через день смог ходить. Правда, исхудал он страшно.
Скоро Леон уже мог принимать посетителей, хотя ввиду непроходящей слабости врачи не разрешили ему вставать.
Первой пришла Анга.
Молодые люди долго сидели молча, не зная, о чем говорить.
— Я принесла тебе яблок, — первой нарушила томительную паузу Анга.
— Спасибо.
— А вот виноград из оранжереи.
— Давно я не был в оранжерее. Целую вечность, — безучастным тоном произнес Леон.
— Чуточку меньше, — улыбнулась Анга и тут же поспешила перевести разговор на другую тему. Напоминать Леону о последнем его посещении оранжереи ей не очень-то хотелось.
Они говорили о разных вещах, и Ангу начало смутно беспокоить какое-то безразличие, которое скользило в каждой фразе Леона.
К ним подходили и отходили люди.
Капитан принес огромный букет роз.
— Спасибо, Виктор Петрович, — выдавил Леон и, не глядя, положил цветы на тумбочку.
Рябов побыл несколько минут и ушел, сославшись на неотложные дела.
Побыть вдвоем, однако, не удалось. Едва ушел капитан, как появился штурман. Он приволок в сетке огромную дыню, распространяющую чудесный аромат.
— Недурная штучка, а? — повертел он сеткой перед Леоном. — Я, между прочим, выбрал ее из-за формы, она точь-в-точь астероид, по которому мы так славно прогулялись. Узнаешь?
Леон покачал головой.
— Ладно, выздоравливай, — пробасил Иван и столь же быстро, как Рябов, ретировался.
Улучив момент, когда они остались одни, Анга тихо спросила:
— Скучаешь?
— Нет, просто прихожу в себя.
— Я блокнот тебе принесла.
— Зачем?
— Как зачем?! Стихи сочинять. — Она оглянулась и добавила: — Не волнуйся, нас никто не слышит.
— Я никогда не писал стихов, — еле заметно пожал плечами Леон. — И не собираюсь их писать.
Он угрюмо поправил край одеяла, которым был укрыт. Тогда Анга наклонилась над ним и прочла строки о пророке с седой бородой, слепом вдохновенном пророке с картины, который ведет толпу, а толпа сама влечет его, словно щепку ярость вешних вод.
— Хорошие стихи, — прошептал Леон.
— Это твои стихи.
— Мои? В первый раз слышу.
Анга сдержала готовый вырваться крик. Пораженная внезапной догадкой, она спросила:
— А ты помнишь, как мы втроем высадились на астероиде?
— На астероиде? — Леон наморщил лоб. — Не понимаю, о чем ты, Анга.
— Ну а свои… видения, свои галлюцинации… — уже не сдерживаясь, крикнула она. — Их ты тоже забыл?
Подошел врач.
— Анга, голубушка, полегче… Я предупреждал: больному нельзя волноваться.
— Доктор, — разрыдалась Анга, — он все позабыл.
— Ну уж и все. При электрошоке бывает временная потеря памяти.
Леон безучастно слушал беседу, словно разговор его не касался.
Медики, к сожалению, ошибались.
Память Леона со временем восстановилась, но не полностью. Все, что так или иначе было связано с ритмичными сигналами, напрочь улетучилось из его мозга.
Велико было отчаяние Анги. Конечно, она жалела Леона, которого, судя по всему, покинул поэтический дар. Рассказы о таинственных видениях, посещавших его, нигде не были зафиксированы. Их никто не мог подтвердить.
Победно вздымая фотонные паруса, корабль неудержимо стремился домой, на Землю.
Каждый готовился к возвращению по-своему. Было ясно, что первоначальный план, выдвинутый Виктором Петровичем — всем сообща поехать отдыхать куда-нибудь на пустынный островок в Тихом океане, — лопнет как мыльный пузырь. Слишком много людей на борту, слишком много желаний, надежд.
