Вычеркнул! — буркнул Лука. — Но всё равно надо было узнать, чего ему шьют!
— Вот и узнай! — огрызнулся я, пытаясь отряхнуть штанину.
Тщетно! И чего только сразу не закатал?
Я беззвучно выругался и поспешил вслед за старшим. В доме сильно пахло луковой похлёбкой и дымом, Гнёт и Сивый закрывали окна ставнями, Хват разжигал лучины, Мелкая что-то тихонько напевала себе под нос и вязала соломенные птички-обереги, как делала это в преддверии каждого небесного прилива, случавшегося то дважды в год, а то и чаще. Поделки эти девчонка на следующий день неизменно сжигала в печи, и для меня оставалось загадкой, где она всякий раз умудрялась находить для них нити всех пяти цветов радуги.
Рыжуля накрывала на главный стол, и за ним уже восседал на притащенном невесть откуда шатком табурете Яр. Настроения мне эдакая наглость приблудыша отнюдь не улучшила, а оно и без того было ни к чёрту. Проходя мимо, я пинком вышиб одну из ножек, а когда паренёк с грохотом рухнул на пол, резко бросил:
— Сгинь!
Задерживаться не стал, вручил свёрток со свечными огарками Хрипу и поднялся на чердак. Только переодел штаны, и следом забралась Рыжуля.
— Серый, ну ты чего такой бешеный? — спросила она, потрепав меня по волосам.
Ответить я не успел, к нам присоединился Лука.
— Ты на кой чёрт этого дурачка привечаешь⁈ — возмутился я, не дав ему и слова сказать.
Лука в долгу не остался.
— А что не так⁈ — рыкнул он в ответ. — Яр наколку на верное дельце дал, мы сегодня червонец срубили! А сколько ты в общак денег заносишь?
— Да уж не меньше! — презрительно фыркнул я и только лишь этим не ограничился, поднял доску и кинул Луке узелок с монетами.
Тот распустил его и округлил глаза.
— Откуда⁈
Рыжуля заглянула ему через плечо и тихонько охнула, явно припомнив наш давешний разговор. Но упоминать о нём не стала и пихнула Луку кулаком под рёбра.
— Вечно ты на Серого наговариваешь!
Старший на неё даже не взглянул, наскоро пересчитал монеты и повторил свой вопрос:
— Так откуда?
— Да всё оттуда! — криво ухмыльнулся я.
Лука повернулся к девчонке.
— Рыжуля, у тебя там ничего не пригорит? — А когда та ойкнула и спустилась с чердака, уставился на меня. — Серый, я ж тебя как облупленного знаю! Ты ведь их не украл, так?
— Свое забрал! — отрезал я.
— Это как?
— А вот так! Когда пожар тушить помогал, на дохлых ухарей наткнулся. Раз мы дело сделали, а денег только половину получили, обчистил кошели. Даже чуть меньше вышло.
— Чего сразу не сказал?
Я пожал плечами.
— Это моя доля, нет? Я же всю работу сделал!
Лука кивнул и зашевелил губами, явно производя в уме какие-то подсчёты.
— Уже легче! — объявил он, заметно повеселев, но тут же вновь помрачнел. — Если б ещё с тупичковыми краями разойтись… Ладно, идём! — И сразу придержал меня. — Ты на Яра не дави, хорошо?
Пришлось наступить на горло собственной гордости и пообещать:
— Не буду.
Не знаю, кому и где удалось спереть ящик лука, но помимо похлёбки каждому досталось по запечённой луковице. А как поужинали, так мелкие принялись подплавлять над лучиной свечные огарки и расставлять их по тарелкам и мискам.
— Хрип! — окликнул Лука пацана. — Наловите завтра пять дюжин пиявок, только покрупнее. Аптекарь возьмёт.
— Сделаю! — пообещал тот и убежал к мелким, которые расселись вокруг Яра. Приблудыш взялся рассказывать страшную историю, а я отошёл к выходившему на северо-запад окну и, приоткрыв ставень, выглянул наружу.
— Серый, не надо! — ёжась, попросила Мелкая. — Плохая примета!
Я только отмахнулся.
Никто заранее не знал, в котором часу докатится до нас небесный прилив, но приходила призрачная волна неизменно с одной и той же стороны. Говорят, именно в том направлении находился Тенезвёзд — крупнейший и богатейший город всего Поднебесья, с башен которого проще простого дотянуться до неба рукой.
Не требовалось обладать колдовскими способностями, чтобы разглядеть призрачный вал: пусть это и полагалось дурной приметой, но каждый босяк хотя бы раз дожидался небесного прилива на улице или у открытого окна. Я и сам делал так прежде, да только это прежде. Теперь-то всё иначе.
Или ничего не изменилось? Или я просто нафантазировал, будто пробудился талант?
Невесть с чего сделалось не по себе, в груди заныло, волосы встали дыбом. Я даже вздрогнул, когда сзади подступила Рыжуля. Она уперлась подбородком в моё плечо и спросила:
— Серый, что с тобой?
— Прилив, — сказал я, не в силах отвести взгляда от призрачного сияния — не слишком яркого, но чётко различимого на фоне не успевшего окончательно стемнеть неба. Предельно чётко — это для меня.
— Где⁈ — удивилась Рыжуля.
— Гляди! — сипло выдохнул я. — Гляди!
Прежде никогда столь ясно вала небесной энергии не различал, а сейчас даже потусторонний ветер уловил. Повеяло неприятной стылостью, по спине побежали мурашки, и я поспешил закрыть ставень.
— Зажигайте свечи!
Началась суета, а Рыжуля недоумённо округлила глаза.
— Уверен? Я ничего не видела!
Я молча потянул её в центр комнаты. Стало окончательно не по себе, всё кругом сделалось неправильным, и это была отнюдь не умиротворяющая неправильность, накатившая после омовения в церкви. Сейчас было совсем не так. Не так — со всем миром и в первую очередь со мной.
Чёртова напасть!
Не хочу!
Не знаю, чего именно, но — не хочу!
Огоньки многочисленных свечей разогнали тени по углам комнаты, все притихли, и — ничего, ничего, ничего. Хват вознамерился было сунуться к окну, и я шикнул на него, а миг спустя дом заскрипел, будто под порывом сильного ветра, мягкое мерцание огоньков, желтоватое и тёплое, исказилось и стало резким, холодным, белым.
Накатил небесный прилив!
Для остальных этим всё и ограничилось — для остальных, но никак не для меня. Потянуло ледяным сквозняком, запахло чем-то стылым, комнату заполонило нечто, чему не стали помехой стены и ставни. Незримый вал шибанул меня, смял и накрыл с головой, я попытался сделать вдох и не смог, тело словно заморозило. Другим — хоть бы хны.
Никто не чувствовал ничего необычного, не видел засновавших по комнате белёсых теней. Те не задерживались в доме и стремительно уносились прочь, но меня так и затрясло.
