Выйдя из универмага, они остановили такси. Кода сели в машину, Хамади сказал водителю, чтобы тот ехал прямо. Проехав три квартала, они свернули направо, потом ещё раз и остановились около большой пивной.
— Вы хорошо знаете город, господин Хамади! — выйдя из машины, сказал Халед.
— Я здесь учился… Давай зайдём, — они зашли в зал. Он был почти пуст. Выбрав место за столиком, у окна, заказали пиво. — Теперь слушай меня внимательно! — Хамади перешёл на арабский. — Завтра ты закроешь в банке свой счёт и возьмешь билет до Бейрута. Там тебя встретят… Будешь ждать меня.
— А как же университет?
— Не перебивай!.. В университете скажешь, что срочно улетаешь домой в связи со смертью ближайшего родственника… Работа в лаборатории — это не учёба. К началу занятий постараешься вернуться.
— Но ведь все знают, что у меня нет родственников! Я — сирота.
— Ты так говоришь как будто находишься на допросе в полиции и пытаешься оправдаться!.. Ты срочно нужен там…. вернее твоя голова… А диплом получишь потом. Я постараюсь уладить это… Он ведь всё равно знаний тебе не добавит. И хватит об этом!.. Не забывай, что тебя учили за какие-то деньги! — Хамади повернулся к окну и стал рассматривать проходящих мимо прохожих. Резким порывом ветра, у задержавшейся напротив окна молодой женщины, откинуло полу длинного до пят платья, и они увидели красивые, длинные ноги чуть тронутые лёгким загаром. Лёгкая улыбка пробежала по лицу Халеда, и он посмотрел на Хамади. Тот также заметил этот момент и перехватил взгляд своего соседа по столику.
— Да, конечно! Восток — это не Германия. — Хамади вновь заговорил на немецком, — но так надо… На то воля Аллаха…, а для нас — мусульман — это закон… Я здесь как турист и у меня будет всего десять дней. Я думаю, что ты не будешь создавать мне проблем, а я постараюсь за эти дни выяснить судьбу Ахмеда, — кивком головы он подозвал официанта и расплатился с ним. — Вечером встретимся дома.
Только тогда, когда Хамади скрылся в уличной толпе, до Халеда дошло, что всё это он видит, возможно, в последний раз. Ведь там, откуда он приехал, нельзя было так запросто посидеть в кафе, поболтать с девчонками или погонять футбол. За те, долгие годы, проведённые здесь, на чужбине, он привык к этим, казавшимся уже теперь простым вещам и уже не мог представить себя тем подростком, когда-то привезённым сюда господином Хамади. Он попытался вспомнить своих родителей, но перед глазами вставало лишь пламя вспышки от взрыва снаряда, выпущенного из русского танка. Когда он выбрался из-под кучи камней и пыли, на месте его дома была лишь большая яма, в которой дымились какие-то тряпки и остатки той нехитрой мебели, что была у них дома. С криками — «Мама! Мама!» он вновь бросился к этой, ещё дышащей огнём и дымом, яме, но сосед подхватил его и они спрятались за полуразрушенным дувалом. Он вспомнил, как потом, несколько лет спустя, они шли большой толпой, растянувшейся на несколько километров, куда-то на юг. Их постоянно обгоняли большие машины и танки, а в небе летали самолёты и вертолёты. Там, куда они шли, всё это время гремели взрывы, раздавались автоматные очереди, словно кто-то расчищал им путь среди невидимых им врагов. Но вот всё стихло, и внезапно появились другие солдаты, говорящие почти на родном языке и принесшие им лепёшки, сахар, одежду. Однажды к ним в лагерь приехали несколько больших, как у «шурави» крытых машин. Они собрали всех детей, у кого не было родителей, и увезли далеко, в большой город, который все называли — Пешавар. Там к ним пришёл мулла и сказал, что теперь они все будут учиться в медресе, а как только вырастут, должны будут защищать Аллаха и его учение от неверных. Он ещё долго что-то говорил, но маленький Халед мало что понял, да и не особо старался. В прорезь палатки, в которой они сидели на полу, он видел, как с большой машины скидывали мешки с лепёшками. Значит их будут скоро раздавать и надо успеть пролезть между другим, большими мальчишками и получить свою, а если повезёт, то и две. Но на сей раз, всё было по-другому. Сначала их разделили по росту на группы, а затем больших повели в мечеть, которая стояла невдалеке, а их, маленьких, привели в большое, серое здание, в котором было много больших и светлых комнат. Они вошли в одну из них и сели на пол вокруг стен. Вскоре пришёл другой мулла и сказал, что это и есть медресе. Из всего того, что запомнил тогда Халед, было какое-то странное и даже немного красивое слово — «талибон», которым называли это медресе. Он пробыл там, почти пять лет. Его научили там читать и писать. Он знал Коран и мог растолковать любые его положения. Но там его научили и владеть оружием. Он и сейчас мог с закрытыми глазам собрать и разобрать русский автомат. Но вскоре из них отобрали несколько человек и они самолётом прилетели в ещё более красивый город. Это был Бейрут. Халед никогда не видел такой красоты, какой была набережная. «Наверное, это и есть рай на земле, о котором говорит пророк Мухаммед» — думал он. Здесь их поместили в школу, где они учили не только Коран, но и многие другие науки, о которых Халед лишь только слышал. Ему особенно полюбились — химия и английский язык. Здесь он и подружился с Ахмедом, хотя тот и был на несколько лет старше его. Ахмед был ливанцем. Он потерял своих родителей, когда американский линкор «Нью-Джерси» изрыгал из жерл своих орудий полутонные снаряды на эти прекрасные набережные и улицы. Со своим старшим братом они переехали в предместья Бейрута, где Халед и познакомился с ним. От его брата, он слышал, что это была одна из баз «Армии Аллаха». Брат вскоре погиб, а Ахмеда, по настоянию одного из шейхов — друга брата, направили на учёбу в Англию. Через два года и Халеда направили, но в Германию. Там они вновь и встретились. Когда он пытался расспросить Ахмеда, почему он уехал из Англии, тот всегда отмалчивался или ссылался на плохой климат.
С самого начала их учёбы в Мюнхене, за ними пристально наблюдал господин Хамади. Они не знали кто он такой. Каждый раз он появлялся неожиданно и всегда интересовался их успехами в учёбе. Но всегда было известно, когда он будет точно. Это происходило за два-три дня до окончания занятий и начала летних каникул. Утром он появлялся в Мюнхене, весь день занимался, как он говорил, делами, а по вечерам они втроём шли куда-нибудь весело провести время. Иногда к ним присоединялись незнакомые люди. Тогда Хамади отсылал их, а сам подолгу беседовал с незнакомцами. В свои дела он не посвящал их. Но по окончанию занятий говорил им, в какие фирмы следует обратиться, чтобы их приняли на работу, на период каникул. Так как ни у того, ни у другого родителей не было, то они с удовольствием оставались в Мюнхене. В основном это были химические лаборатории, оборудованные по последнему слову человеческого разума. Их без оговорок принимали лаборантами или ассистентами. Платили немного, но давали возможность самостоятельной работы, и это было главным. Халед частенько допоздна засиживался в лабораториях, делая работу за сотрудников, которые не успевали что-то сделать днём. Этим он заслужил себе авторитет и возможность самостоятельной работы, хотя бы вечером. Они догадывались, что именно Хамади устраивал им такую возможность.
