Телохранители среагировали, но среагировали стандартно — начали стрелять. Первые выстрелы — в неведомую цель за моей спиной, а вторые… что ж, когда очередь дошла до вторых выстрелов, я был уже рядом с Мамонтовым, к тому мгновению отпустившему Вику, схватил девчонку и толкнул ее под столик. Эфемерная защита, но лучше, чем никакая.
Мамонтов визжал, охранники матерились, опасаясь добить патрона. Снайперы на крышах изготовились стрелять.
Все. Планов на дальнейшее у меня не было. Оставалось умереть, желательно безболезненно.
И вокруг меня разверзлась тьма.
11
Никакой паутины. Никаких белых коридоров. Мясорубка, добрая старая мясорубка со стальным винтом и острыми ножами. Мясорубка, что перемалывает мясо и кости в фарш. Мое мясо. Мои кости.
И еще темнота. Вот какова она, дорога в ад.
Долго ли, коротко я по ней двигался, проталкиваемый урчащим винтом, не знаю. В аду часов не наблюдают. Но вывалился из мясорубки я одним куском. Более того, почти целым — лишь левое плечо кровило.
Меня подхватили крепкие руки, усадили в кресло. Рядом сидела Вика — бледная, но, судя по виду, невредимая. Над Викой склонился Романов, тоже бледный и тоже невредимый. А рядом со мной стоял Шувалов и деловито перевязывал мое плечо.
— Пуля прошла навылет, повезло, — невозмутимо сказал он. — Рану обработают в медблоке, но чуть позже.
— Где я? И что случилось?
— Где вы, могу сказать совершенно точно: в центре управления. А вот что случилось, нужно крепко подумать, — повернулся ко мне Романов.
— Я сказала ему про Машину пространства, — сказала Вика.
— Ну да, ну да… Машина пространства… А вы с Викой попали под машину во время ее разогрева. И вас отбросило, отшвырнуло в пространство.
— Как-то неудачно отшвырнуло.
— Разве?
— На какого-то психа.
— Это да. Мы за ним наблюдали, а тут вы пробили барьер, вот и случился феномен… Незапланированный.
— А назад?
— По принципу маятника. Сначала туда, потом оттуда. Как вам перемещение?
— Незабываемо. Но… А тут, в Замке, что за буза?
— Да, тут мы проморгали. Смотрели вдаль, а мятеж и не заметили. Но сейчас дочищаем, дочищаем…
— Иван Федорович первый и чистит, — сказала Вика. — Между прочим, он спас мне жизнь три раза.
Я посмотрел на Вику. Когда ж это три?
— Над озером, когда нас расстреливали из пулемета, а он уберег нас от пуль — раз, потом когда нас хотели убить в Замке — два, и когда меня хотел зарезать дядя Игнат — три, — словно услышав мои сомнения, перечислила Вика.
Стоп. Это ведь она не мне говорит. Это она отцу говорит. Мою жизнь спасает.
— Верно, — согласился Романов. — Видите, Иван Федорович, нам без вас — никуда. Хотите на постоянную работу — к нам? И с Викой заниматься, и вообще? Условия обговорим позже, будете довольны, мне важно принципиальное согласие.
Принципиальное согласие, как же. Жить или не жить, вот в чем вопрос. Машина пространства-времени, которую Манфред фон Берлихинген создавал по заказу фюрера, которую продолжали создавать лучшие умы Советского Союза и Восточной Европы здесь, в Замке. Строили, строили и построили. Машина работает. Я тому свидетель. Хочу я быть рядом с Романовым? Должен. Работа такая. Устранять с помощью Машины Пространства конкурентов-олигархов Романов может, пусть. Как это ему удается, теперь я представляю. Приблизительно. Не представляю — зачем. Пока. Но для Машины найдется другое применение. Совсем другое. Потому-то я, собственно, и здесь.
— Согласен, — ответил я искренне.
— Вот и славно. — Но Романов смотрел не на меня, а на дочь.
А Вика смотрела на меня: вдруг и я — шпион и предатель.
Я не шпион, Вика. Я — разведчик. И ты тоже.
Владимир Гусев
ХАКЕРЫ АКАШИ
Странно, что меня все же пригласили на собеседование. Я, конечно, не указывал в резюме возраст, но по году окончания института, который замалчивать нельзя, все вычисляется просто. Поэтому на мои письма, как правило, не отвечают. Кому нужен в наше время пожилой инженер-физик, пусть и сто раз изобретатель?
На это — ответили.
И даже пригласили.
Правда, как-то странно: не в офис фирмы, а в организацию «Знание». Оказывается, она все еще существует.
Нашел я ее не сразу: поначалу решил, что это на территории планетария. Но нет, оказалось, в соседнем здании, вход с улицы Красноармейская. Вернее, теперь уже Большая Васильковская.
В холле на втором этаже перетаптывались человек десять. На двух дверях, выходивших в холл, было нетрудно отыскать табличку с цифрами 202.
— Вы в двести вторую? — спросил я у мужчины в строгом сером костюме. Его желтый галстук привлекал внимание, словно первый одуванчик на весеннем лугу.
— Да, но нас пока не зовут. Если вам раньше, входите.
Я вынул мобильник: 18.50. Как раз назначенное мне время.
В большом зале с высокими зашторенными окнами и множеством столов и стульев меня ждал пожилой мужчина. Невысокий, с большими залысинами, полуседой. Его руки — пальцы сложены в замок — лежали на столе. В свете люстры блеснул циферблат часов.
Пожалуй, еще постарше меня будет. Может, потому и пригласил на собеседование, что сам уже не молод?
— Здравствуйте! Меня…
— Да-да, присаживайтесь! Изобретатель?
Я сел напротив.
— Не только. Еще я…
— Остальное несущественно. Я предлагаю вам интересную работу. Очень интересную, потому что — необычную. На уровне изобретения. У вас сколько патентов, почти сотня?
— В основном авторские свидетельства, еще советских времен. Сейчас они…
— Неважно. Главное — вы умеете видеть связи, которые от других скрыты.
Странная манера разговора. Он меня все время перебивает. Но тем самым экономит время, свое и мое. И даже не представился. Подпись под приглашением была — Куратор. Хорошо, что не прокуратор! И тем более не прокурор…
— В объявлении о вакансии мало что сказано о предлагаемой работе. «Очень интересная, зарплата высокая, солидный бонус при положительном результате. Но — только для творческих, креативных людей. Офисному планктону просьба не беспокоиться», — попробовал процитировать я. — А в чем конкретно состоит работа, непонятно. Не был бы изобретателем — не среагировал бы.
— Это способ отсеять тех, кто нам заведомо не подходит. Вы пришли — значит, уже прошли собеседование.
Странный способ найма сотрудников. И возрастом не интересуется. Впрочем, все отражено на моем лице.
А еще в резюме.
